Женщина собирает сумку и думает: «Если бы мы тогда не пошли в гости, ничего бы не случилось. Могли отказаться, что-то придумать». И вспоминает все до мелочей: вот в этот момент надо было отвлечь, вот в этот – увести.
Полтора года тому назад ей позвонила подруга-однокурсница и пригласила в ресторан на бранч. Подруга вместе с мужем-издателем время от времени собирала полуделовые, полудружеские встречи. Рядом могли оказаться гаишник, рекламщик и хирург. «Приходите втроем». Народу ожидалось мало, все люди знакомые, спокойные, не будут приставать к сыну с глупыми вопросами и пугаться его ответов. Привлекала и главная приманка – актриса, та самая, которая сидела при Сталине якобы за то, что отказалась переспать с Берией. В последние годы о ней вдруг заговорили, стали показывать, снимать. Ее воспоминания собирался издавать муж подруги. Что скрывать – хотелось пойти именно для того, чтобы увидеть живую реликвию, звезду, как ни крути. Понять, так ли молодо выглядит при ближайшем рассмотрении, как на телеэкране. К тому же старые глаза не рассмотрят сына, а старые уши его не расслышат. А ему полезно выходить в свет. Надо, надо заставлять. Он, конечно, заартачится, но потом согласится.
Собрав сумку, женщина идет к выходу. Не смотрит на дверь, за которой спит муж. Его не касаются ни сборы, ни воспоминания. Пускай высыпается. Женщина не обижается. Мужчины слабее женщин. Им лучше не вспоминать, не мучиться. Они должны работать, зарабатывать для тех, кто… еще слабее.
Когда они тогда пришли в ресторан, показалось, что все обойдется. Сын со всеми вежливо поздоровался, улыбнулся приветливо. Она чувствовала напряжение мужа. Кто-то спросил: «Как институт?» Сын ответил: «Институт брака обнаружил свою несостоятельность». Получилась шутка, все с готовностью засмеялись. Конечно, от него отводили глаза. Ну и что? Так оставляют в покое любого молчаливого человека. А с институтом она хорошо придумала. Устроила довольно легко, в педагогический на заочный, за небольшие деньги. Курсовые напишут нанятые люди. Подумаешь! Главное – корочки. Помаленечку образуется. Школу-то он все же кончил. Несмотря на нелепую историю с Че Геварой, несмотря на многое. И работу она ему подыщет. Английский у него хорошо идет. Память великолепная, все преподаватели отмечают. Ходячий словарь. В каком-нибудь переводческом бюро ему цены не будет. Где не надо принимать решения, рисковать, а просто переводить и получать удовольствие. Надо только чуть-чуть над ним поработать, нацелить на технический перевод. Увлекся в последнее время переводом современных песен. Она и не знала, что есть такая группа – «Нирвана». То есть была. Или – Патти Смит. Она интересовалась всем, что он делает, и теперь знает и «Нирвану», и многое другое. Он помещал переводы в Интернете и показывал ей восторженные отклики. Но на одном восторге не проживешь.
Она знает, что выглядит достойно в своем хорошем клетчатом пальто и с темно-синей сумкой в руке. Выйдя из подъезда в серое ноябрьское предзимье, еще больше выпрямляет и без того прямую спину. В машину садится ловко, умело перенеся вес тела сначала на левую ногу, а потом на правую, стоящую в салоне. Согнувшись ровно настолько, чтобы не удариться головой. Гордое достоинство – не маска, а жизненная позиция. Даже не в смысле принципов. Тут другое – если нет достоинства, жизнь ничего не стоит.
Женщина поворачивает на широкую дорогу, опоясывающую город, выбирает средний ряд и едет в плотном, несмотря на выходной день, потоке. Почему это случилось со мной, почему с моим сыном?
Актриса пришла последней, когда все по несколько раз сходили к столам за закусками и горячим, поданным в стальных емкостях, и готовились заняться десертом, чуть разочарованно обсуждая отсутствие звезды. Позже женщина хмуро восхитилась срежиссированностью опоздания. Но в первый момент, как и все, оторопела. Через зал шла тонкая невысокая блондинка в васильковом шелковом платье, открывавшем колени. Странно раскачивалась из стороны в сторону. Эротично? Потом стало понятно – проблемы с тазобедренными суставами. За блондинкой подобострастно поспешал метрдотель. Все за столиками поворачивались, смотрели во все глаза. На стул опустилась элегантно, ловко. Улыбнувшись, окинула взглядом сытых людей, которым вдруг стала неинтересна еда. У всех на лицах читалось: не может быть! Даже если Берия ее того… домогался после войны, а ей тогда было… Ну, самое малое, двадцать лет. Ну, пускай девятнадцать, восемнадцать. Значит, все равно ей сейчас… семьдесят пять, восемьдесят? Конечно, белые зубы слишком ровные. Лицо гладкое – после операций. Блестящие, подвернутые к шее волосы – крашеные. Но фигура, ноги! Но синие ясные глаза!