– Бог его знает, – говорит отец, – поможет ли: я пробовал и то и другое. А не видать, чтобы лучше стало.
– Поможет, – уверяет его больной. – Кроме того, я знаю еще одно лекарство… один старый лесник в России научил меня. Испробуем и это.
Наконец, после того, как собеседники высказали все свои сожаления и сомнения и успели подкрепиться едой, мужчины закуривают – Йоозеп привез большую коробку дорогих русских папирос, – и речь заходит о земледелии и скотоводстве.
– Какая у вас теперь система полеводства в ходу? – любопытствует Йоозеп, кладя больную ногу на колено здоровой левой ноги и выпуская через нос струю табачного дыма.
– Как ты сказал? Какая…
– Ну да, – поясняет Йоозеп, – на сколько полей делят у вас пашню?
– А вот оно что! – Отец на этот раз понял. – Да так же, как раньше. Что у нас тут может быть нового!
– Ну что ты! – снисходительно улыбается сын. – Эта система устарела, никуда она не годится. В России, например, в крупных поместьях…
И сын начинает пространнейшим образом разъяснять приемы полеводства, применяемые в крупных поместьях России.
– А как со скотоводством? – спрашивает он затем. – Сколько у нас сейчас коров?
– Семь.
– Мало! Какой породы?
– Бог их знает, какой они породы… Вон они там на выгоне…
– Э, нет! Так дело не пойдет. И в скотоводстве должна быть твердая система. Вообще, как я погляжу, да и раньше замечал, главная беда полеводства и скотоводства в наших краях – это то, что системы нету. Здесь у нас страшно неохотно вводят новшества и систему.
– Что такое… как ты сказал… ситсена?..
– Система, система. Я сказал – система. Система – это порядок.
В этот момент что-то во дворе привлекает внимание Йоозепа, он вскакивает и торопливым шагом проходит через комнату. Но возле окна он вдруг останавливается, стонет, трет себе ногу и ощупывает бедро. Родители провожают его сочувственным взглядом: их поражает, каким образом такая сильная, жестокая боль сумела забраться в такую тоненькую ногу.
Затем все выходят из дому, заглядывают на скотный двор, в хлев, в амбар и в овин. Гостю из России хочется все увидеть своими глазами, прежде чем что-либо посоветовать. Он подбирает себе во дворе толстую березовую палку, опирается на нее при ходьбе и время от времени издает такие ужасные стоны, что отец в недоумении встряхивает головой. Но, несмотря на это, Йоозеп обходит и осматривает все, что может интересовать земледельца. В России Йоозеп часто наблюдал, как ковылял по двору его помещик, и сейчас ему совсем нетрудно подражать этим движениям. Он уверен, что его больная нога даже вызовет уважение к нему; все, кто его увидят, несомненно подумают: «Глядите, какой он умница и чего только не знает! И чего только не сделал бы этот человек, будь у него здоровье. Но он, бедняжка, болен. Такой молодой, такой умный, и уже больной».
Иногда Йоозеп останавливается подольше, тычет палкой в предмет, о котором идет речь, и строго внушает отцу:
– Чтобы завтра же было в порядке!
Так часто говаривал и помещик там… в России.
Йоозеп Тоотс располагается в горнице хутора Заболотье: по утрам он пьет кофе, курит взятые с собою из России папиросы и приходит к выводу, что жизнь не так уж плоха. В первые дни он в хозяйственные дела почти не вмешивается, чаще всего сидит у себя в комнате за столом и роется в каких-то бумагах, вытаскивая их пачками из бездонных нагрудных карманов свое охотничьей куртки. Время от времени, опираясь на палку, он ковыляет по двору, смотри на колодец, на крышу дома, на родное небо. Иногда заглядывает и на выгон, подолгу просиживает на пороге пустого сенного сарая, видимо, серьезно обдумывая какие-то дела.
Но вот в нем просыпается его былая предприимчивость. Прежде всего он принимается за восстановление самого ценного земного сокровища: вытаскивает из овина огромный мешок и совершает с ним несколько рейсов между амбаром и сараем, стоящим на выгоне. В результате этих походов у порога амбара вскоре вырастает большая куча сенной трухи и прочего мусора.
Затем он притаскивает из лесу еще и мешок свежих сосновых побегов, скашивает немного крапивы, растущей возле забора, и все это перемешивает в сенях амбара.
Как-то днем, когда все это уже готово, он усаживается на пороге амбара и задумчиво глядит на возвышающуюся в углу рыхлую кучу.
«Неужели все, что лежит там в углу, так-таки не поможет? – мысленно спрашивает он себя. – Ведь как бы там ни было, а в дождливую пору с правой ногой действительно что-то неладное творится. Она, окаянная, не то что болит, а как-то ноет, сонная какая-то, будто ей спать хочется. Да и вообще, – заключает он, – ванны вещь неплохая. Тот там, в России, каждый день ванну принимает».