Настя Всмысле
Лето
– Бабушка, там дедушка!
От неожиданности хорошо промытая тарелка чуть не выскользнула в раковину из рук Анны Васильевны. Выражение боли застыло на её лице от потока нахлынувших воспоминаний, которые она отчаянно пыталась остановить. Не ради себя, конечно. Ради внучки.
Воспоминания преследовали её и во сне. Как только Анне Васильевне удавалось закрыть глаза, в памяти всплывал какой-нибудь эпизод, связанный с усопшим мужем. Порой – не один и тогда обрывки своеобразно переплетались между собой, показывая фрагменты то из начала их совместной жизни, то из последних, менее счастливых, лет. От последних у Анны Васильевны сердце сжималось особенно сильно. Вся сила их любви в одночасье превратилось в огромный комок боли. Даже будучи старой и понимая, что жизнь имеет свой предел, она так и не смогла подготовить себя к подобной утрате.
До конца лета оставалась неделя. Осень медленно вступала в свои права. Погода день за днём ухудшалась. Похолодало так, что даже летние вещи внучки отправились на самую верхнюю полку в шкафу. На смену им пришла осенняя ветровка и жёлтые резиновые сапожки, которые едва ли спасали от влаги: девочка умудрялась с такой силой прыгать по лужам с друзьями, что каждый раз, после прогулки, возвращалась домой с мокрыми насквозь носками, которые Анна Васильевна торжественно под вечер вывешивала на просушку у печи. В прошлом году сын позаботился и установил матери во всём доме отопительные батареи, но она всё равно продолжала иногда топить печь. Живой огонь создавал больше уюта, чем эти холодные белые трубы с журчащей иногда внутри водой.
Уже недолго осталось до того момента, когда родители Ксюшеньки заберут её в Москву, а Анна Васильевна…Анна Васильевна отправится за мужем. Она давно так решила. Ещё тогда, держа супруга за руку в безобразной больничной палате общего типа, пахнущей смертью и хлором, после очередного мытья пола медсёстрами по расписанию. Такова их работа.
Всё, что медицинские работники смогли сделать для дедушки, они уже сделали в тот день. Старались преуменьшить боль. Старались вылечить, но разве есть лекарство от неизбежного – старости?
Последний вздох мужа прошёл не в муках. Он умер тихо, пусть и не в любимом доме. Да и способен ли человек под такой дозой обезболивающего, введённого внутривенно, понимать, где на самом деле он находится? Есть ли хоть какая-то разница среди каких стен умирать, если процесс уже начался и его не остановить?
С того момента, как муж испустил последний вздох, Анна Васильевна осталась в доме одна. Лишь на лето сын привозил к ней внучку. Ничто больше не способно было порадовать страху по-настоящему. Какая-то часть её души, и, она подозревала, что эта часть была довольно весомой, ушла вместе с супругом и мир вокруг потерял привычные краски, а восприятие – остроту.
Анна Васильевна качнула головой, прогоняя болезненные воспоминания. Собралась с силами, и как ни в чём не бывало, подошла к внучке:
– Где, внученька? – бабушка встала рядом с Ксюшей, поглядывая в окно.
Уже смеркалось и бабушкино зрение, которое и так было давно уже не острым, сейчас и вовсе было никаким.
– Да вон же, на дороге! Разве ты не видишь? – Ксюшенька привстала на подоконник и принялась энергично махать рукой в сторону дороги, что пролегала недалеко от лесной чащи напротив дома.
Анна Васильевна стянула очки с домашней сорочки. Одела их и снова принялась вглядываться в том направлении, куда указывала внучка. Она никого там не увидела. Ни одного прохожего или хотя бы куста, который мог по форме напоминать человеческий силуэт. Был только лес, дорога и лёгкий туман.
– Ксюша, там нет никого. – Устало произнесла бабушка, шумно выдыхая. – Тебе кажется.
– Да как это, кажется? Вон же он стоит! – Из предбанника девочка шустро выскочила во двор и устремилась через калитку к лесу.
– Ксюша! Ксюша, стой! Куда же ты без курточки? – Бабушка постаралась натянуть резиновые сапоги, как можно быстрее, но трясущиеся руки тому не способствовали. Закончив с обувью, она накинула твидовое пальто на плечи и прихватила ветровку внучки. – Эти дети до инфаркта кого хочешь доведут!
Что было сил, Анна Васильевна торопилась, но внучка, не собираясь дожидаться бабушку, уже далеко убежала. Дети редко понимают сложности существования стариков и не дают им форы. Они ещё не знают, каково это, когда твоё тело перестаёт тебя слушаться. Когда даже лёгкий бег отзывается болью на протяжении всего позвоночника, и ты будто слышишь скрип от трения тазовой кости. Да что говорить о беге: каждый шаг в такую погоду отзывался ноющей болью в коленях. Если бы у Анны Васильевны было больше времени, она взяла с собой трость. Но где потом искать внучку, если не выйти за ней сейчас? Лес такой большой и тёмный. Того и гляди – потеряется и что тогда?