– Тётя Марина! – Она так громко крикнула, что зазвенело в ушах. – Тётя Марина, а мы к вам!
– Оксана, ну нельзя же так громко кричать – ладно ещё, мы не в городе.
Я дёрнула дверь – закрыто. Обычно Марина не закрывала дверь, если не уходила больше, чем на день. Интересно, где она сейчас… Я оглянулась – и тут же вспомнила себя в возрасте Оксаны. Мимо проходил «дядя Паша» – который теперь стал, скорее, «деда». Он постарел, но остался вполне узнаваем – а в памяти сами собой проносились «картинки прошлого»: где он, ещё не седой – катал меня, усадив к себе на шею…
– Дядя Паша! Здравствуйте! – Я пошла к калитке. – Дядя паша! А где Марина, не знаете?
«Деда Паша» остановился, посмотрел на меня – очевидно вспоминая, кто же я такая.
– Вероника? Ты, что ли?
– Я. Я где Марина?
– Уехала Марина. Много кто уехал, когда в деревне лето началось – привык народ к технике, хоть и не нужна она здесь.
– Давно уехала?
– Да пару недель как. Месяц потерпела – и уехала. А кто-то сборы уже на следующий день начал.
– Куда уехала? В город?
– А кто ж её знает. «Туда, где жить можно» – как сама сказала. Будто здесь нельзя…
– Да… Плохо. Как же мне теперь? Я к ней, в гости, специально собралась. У нас ведь тоже лето началось в одной части города – там никакая техника не работает. А в другой части – зима. Там всё работает, но снег постоянно идёт. У меня работа как раз в такую «летнюю зону» попала – всех либо в отпуск, либо в другие филиалы. Я вот в отпуск собралась, думала отдохну спокойно… а тут такое.
– Так отдыхай, кто ж запрещает. Возьми ключ на заднем дворе – под доской там, у окна.
– А вы откуда знаете?
– Я много чего знаю теперь… Марина мне сама всё рассказала – «на всякий случай», а вот и случай представился. Хочешь – живи, хочешь – уезжай, вслед за всеми. Деревня совсем вымерла – никто и не заметит.
– Останусь – там видно будет.
– Ну, тогда милости просим – старик улыбнулся – живи, сколь душе угодно.
Старик… Мне показалось, что за минуту дядя Паша постарел ещё сильнее. Только глаза яркие остались – как и двадцать лет назад. Или двадцать пять… Я поймала себя на мысли, что не помню точно, сколько лет мне было, когда папа увёз меня в город. Марина болела… Осталась в деревне, вместе с мамой. Меня покоробило – не самые лучшие воспоминания… Как можно разделять детей? Как вещи… Но всё – «для нашего блага». Да. И ведь никто, на самом деле, не знает, что лучше – просто так решили, так «думали», «так надо было». Прошлого не изменить… а жаль. Хоть, может, и к лучшему. Я отправилась на задний двор, ко мне подошла Оксана, и то ли задумчиво, то ли чуть обиженно, спросила:
– А тётя Марина не приедет?
– Не знаю – я погладила её по голове – может приедет, мы пока здесь подождём.
-///-
Через неделю я уже почти привык к снегу за окном – теперь он шёл совсем несильно и не постоянно, дорожные службы справлялись и всё вошло в более-менее привычное русло. Через два месяца я привык к мысли, что зима затянется на неопределённый срок. Через полгода – почти перестал думать о сложившейся ситуации как о «неудобной». «Зоны покоя», как их окрестили с лёгкой руки журналистов, перестали расти и начали превращаться в подобие курортов – туда ехали все, кто устал от городской суеты. То есть, почти все – некоторые люди не могут отдыхать в принципе – им всегда необходимо быть «на связи с миром» – такие отдыхали либо на зимних турбазах, либо, по-старинке, улетали за границу. У зон покоя нашлась очень интересная особенность – они подавляли негативные эмоции. Люди становились спокойнее, а если кто-то и начинал вдруг проявлять агрессию, гнев, любой негатив – то просто терял сознание. Нулевой уровень преступности в зонах покоя привлекал очень многих. Правда, и у этого была оборотная сторона медали – зоны вечного лета начали наполнять различные общества и секты, радовало только то, что они не могли слишком сильно навязываться. «Зоны покоя» стали местами творчества, там невероятно сильно начало развиваться направление Стимпанка – так как в них не могла работать электроника. «Зелёные» сетовали на то, что автомобили не исчезли – ведь двигатели внутреннего сгорания без проблем работали, разве что автомобили были «без удобств», и пользовались ими нечасто. Люди привыкли к сложившемуся положению вещей и извлекали из него выгоду – каждый по-своему. Только некоторые продолжали кричать о скором конце света, о том, что все – только лабораторные крысы, а то, что происходит – очередной эксперимент, как и сама жизнь на Земле. На них мало кто обращал внимание.
Ника вернулась через месяц – странно, но она показалась мне чуть уставшей. Говорит – «не хотела уезжать, но надо решать что-то с работой, а Оксану в школу определять – лучше всё заранее сделать, чем в последний момент». Я поддерживал её, хоть и не совсем понимал. За последний год мы стали теснее общаться – Ника перешла в «летний» филиал, а я руководил новым «отделом слияния», который находил наиболее выгодные способы взаимодействия «летних» и «зимних» зон, мы активно внедряли «удалённые офисы» – более четверти сотрудников работали из дома. Почти все «летние» филиалы были продолжением рекламного отдела – они работали с людьми напрямую и в офисах не нуждались. Фактически, наша компания, стала первопроходцем в адаптации зон покоя к «современной» жизни – поскольку мы стали первыми, кто не отказался от работы в них – мы первыми накопили необходимую информацию и теперь консультировали других. Зазвонил телефон.