В этом состоянии он принял правильное решение — нашёл меня, известного на побережье Эгейского моря человека.
«Золотой жилой» для Гомера стала тема Троянской войны. При слабо развитой письменности кто мог точно знать, что было четыреста лет назад? Это как если бы в двадцать первом веке в мифах и сказаниях излагали события семнадцатого века.
Используя известные имена Ахиллеса, Елены, Париса и других мифических героев, придумав для динамики действия персонажей, в том числе таких значительных, как Гектор[3], брат Париса, а также опираясь на упоминаемые в сказаниях эпизоды Троянской войны, Гомер умело живописал верхушке греческого общества и простолюдинам героические батальные и исторические сцены, что ему прекрасно удавалось.
Вот пример его впечатляющих стихов:
Или ещё:
Известность и слава незаурядного мудрого человека стали приносить вполне реальный доход. Гомер был принимаем в высшем обществе, где его личные выступления на актуальные темы, а также постановки о Троянской войне щедро оплачивались. Когда же Гомер садился у фонтана в центре площади, то к нему шли за советом в решении трудных проблем, приглашали быть судьёй в сложных спорах.
Однако шлейф тёмной репутации не отпускал Гомера. Его слушали и восхищались, но высшее общество не могло считать его своим, тем более что из-за актёрского бродячего образа жизни он был обречён оставаться лучшим среди людей второго сорта. Даже родители не афишировали родство с ним.
Однажды при свете костра, когда звёзды казались особенно яркими и лили на Землю гипнотический свет, Гомер, словно в забытьи, почти шёпотом сказал мне, что его посещают видения о том, что потомки будут считать его великим поэтом, не оценённым при жизни. Именно по этой причине он хочет оставить память о себе — записать поэму «Илиада» о Троянской войне.
Однако зрительский успех, фортуна — явления переменчивые. Со временем они могут отвернуться. Так случилось и в этот раз. Верхушка общества пресытилась Гомером. Его выступления на площадях и мои случайные заработки обеспечивали скромное существование. Денег не всегда хватало, вдохновение иногда терялось, а привычка к опасности и остроте ощущений никуда не делась и требовала свою дань.
В разговорах мы обсуждали, не оставить ли рутину и иногда вновь возвращаться к приключениям. Пока же обосновались в афинском порту. Гомер давал представления для многочисленных путешественников. Изредка отъезжал в библиотеку, куда сдавал записанные под диктовку тексты.
В порту я занимался приёмкой и отправкой грузов. Но однажды в одиночку вынужден был ввязаться в схватку с пиратами, намеревавшимися завладеть плохо охраняемым грузом. Стычка закончилась тем, что едва спасся от погони, когда мою лодку разбило о скалу осенним штормом и выбросило на отмель. Найдя лодку, пираты дождались утра и долго ходили по береговой линии в поисках тела.
Я отсиживался в зарослях и слышал разговоры о том, что они отомстят мне. Когда, соблюдая меры предосторожности, по суше вернулся к нашему жилищу, Гомера там уже не было.
Тут я вспомнил о недавнем предложении богатого владельца оливковых плантаций стать управляющим в его хозяйстве. Пришёл к нему и был принят на службу. Впервые зажил, ни в чём не нуждаясь. Иногда у меня появлялось необычное состояние удовлетворённости размеренным существованием.
Стали вызывать интерес оздоровительные, а не боевые системы физических упражнений. Я не мог понять новые ощущения. Что это? Признак наступающей старости или норма спокойной жизни, которую мы ищем?
Вскоре до меня стали доходить слухи о Гомере. К нам на усадьбу даже заходили люди и среди прочего заводили разговор о человеке по имени Ликаон, который был слугой Гомера. Хотя по ночам мне всё ещё снились тревожные сны, я уже принял решение в пользу спокойной жизни и уклонился от пространных разговоров с этими людьми.
Но вскоре ко мне пришёл нарочный, показал перстень Гомера и сказал, что тот приглашает меня вернуться. Я ответил, что выбираю спокойную жизнь. Тогда он передал предупреждение Гомера: в течение недели не ночевать в здании усадьбы, иначе со мной может случиться беда. Я сказал хозяину, что в течение недели буду ночевать на удалённом участке плантаций, чтобы, приняв работу землеустроителей, с раннего утра дать новые указания. В ту же ночь усадьба была разграблена и сожжена. На Грецию напал передовой отряд коринфян. Началась война[4], которую вскоре стали называть коринфской колониальной экспансией.