На берег вышел Дима с сигаретой во рту.
— Дима, собери, пожалуйста, наши рюкзаки, — попросил Женя, — а мы байдарки догрузим. Годится?
— Сделаю, — легко согласился Дима.
Он ушел с берега. Лагерь, как обычно, был на возвышении, Димы не было видно. Управились еще с одной байдаркой, поднялись на стоянку, чтобы взять оставшиеся вещи и загрузить последнюю. Увидели, что Дима сложил свой роскошный красный рюкзак и опять сидит, курит. Посмотрел на ребят, сказал:
— Сейчас покурю, начну ваши рюкзаки складывать.
Тут Андрей не удержался от вопроса:
— А почему со своего начал? — За шесть походов он впервые видел, чтобы человек начал укладывать вещи сначала себе, а потом другим.
— Со своего же приятнее начать! — Дима тоже удивился. — Свой — это свой. Разве не так?
Вот тут Андрею стало ясно, что Дима его не поймет, объясняй — не объясняй. Он ничего не поймет и ничего не почувствует. Нельзя изменить человека за двадцать четыре дня. Нельзя — и точка.
И вдруг за несколько дней до конца похода произошло неожиданное. Дима вытащил из воды свою байдарку, а потом пошел помогать Адмиралу. Он вытащил еще одну байдарку, потом не сел курить, а стал вместе со всеми таскать наверх рюкзаки. Что это с ним? Андрей ошалело смотрел на Диму, а Дима работал, как все.
— Женя, что это с ним? Перевоспитался? С ума сойти.
— Нет, не думаю. — Женя волок наверх самый большой мешок. — В Москве опять будет сачковать, проезжаться за чужой счет.
Их догнал Профессор, свалил ношу, сказал:
— Просто наша работа заразительна. Потому что мы делаем ее с удовольствием. Вот он и «заболел». Скорее всего временно.
С удовольствием. Андрей не задумывался об этом. Надо делать — он старается. Стыдно быть хуже других. Неприлично отдыхать, когда рядом трудятся. А удовольствие? Ну какое удовольствие таскать дрова? Или стирать? Или двадцать четыре вечера подряд ставить палатку? Мыть миски и ложки, когда дежуришь? Надо — вот и делаешь. Но тогда, значит, ты приносишь жертвы? А самому тебе это делать не хочется? Нет, никаких жертв. Все делается с удовольствием.
В такой обстановке даже Дима перестал быть «сачком».
По берегам расстилались луга, широкие, ярко-зеленые. Вечером там паслись лошади, табун стоял у реки, на фоне заката небольшие точеные лошадки казались черными, развевались хвосты на ветру. Мчался всадник. Пригляделся Андрей — а это мальчишка. Может, лет двенадцати. А может, и десяти.
Мальчишка сидел верхом, обхватив лошадь босыми ногами. И она несла его, летела, и грива летела. Тишина в лугах, только копыта стучат по земле.
— Кумысные лошадки, — сказал отец. — Здесь, в этих краях, делают целебный напиток — кумыс. Из кобыльего молока.
— Вкусный? — спросил Андрей.
— А мы его попробуем. Завтра сходим и попросим бутылку или две.
Лошади вошли в воду, нагнули длинные шеи, аккуратно пили. Отражения в розовой воде были тоже черными.
Потом они напились, вышли из реки. Мальчишка крикнул что-то высоким голосом, и табун помчался, полетел.
Целый табун — и один мальчик.
Это было так необыкновенно, что окликнуть мальчика Андрей не посмел бы. Как будто все это — огромный волшебный театр. Мальчик и красавицы лошади — на сцене, а Андрей — зритель, он может только восхищаться. Обращаться к этим волшебным картинам он не может ни с какими словами.
Утром отец тихо сказал около их палатки:
— Андрей, Женя, пошли пить кумыс.
На тропе их ждали Адмирал и Юлька с Викой. Остальные спали.
— А вы-то чего, девчонки? Ты же, Юля, никакого молока не пьешь — ни коровьего, ни козьего, — сказал заспанный Женя. Он, похоже, был не рад, что согласился с вечера идти за кумысом. Спать хотелось.
— А кумыс — не молоко. Я хочу попробовать. — Юля шагала по тропинке, роса сверкала разноцветными огоньками, пахло медом и хвоей.
Вика тоже сказала:
— Кумыс для всех, а не только для больших. Это же не вино, правда, Юля?
Маленький деревянный дом стоял среди травы. Качали красными шелковыми шапочками маки. К ним вышел старик, скулы широкие, глаза узенькие. Башкирский меховой малахай как у Салавата Юлаева.
— Здравствуй, здравствуй. — Старик разговаривал только с Адмиралом. Он сразу определил в нем главного.
— Хотим кумыс попробовать, никогда не пили. Можно купить кумыс?
— Угостить могу, зачем продавать? Здесь не магазин, не базар. Садись. — Старик указал на скамейку, вкопанную у забора.