Ник уже несколько раз встречался с этим унылым юношей, но так и не свыкся с мыслью, что он – его сын. Микки не поддержал ни одну из идей отца. Он отверг его предложение учиться в университете, не имел никаких собственных соображений о возможной карьере и обрадовался лишь однажды, когда получил деньги на карманные расходы во время своего пребывания в Лондоне. Натянуто улыбнувшись, Микки торопливо пробормотал слова благодарности и поспешно удалился.
Констанс вела себя совершенно иначе, она рассыпалась перед Ником в благодарностях за его помощь. Он понимал, как ей тяжело было растить одной непослушного сыночка, но в глубине души сожалел, что она не осталась с ним в Дублине.
Стыдясь этого и осознавая свою ответственность за юношу, Ник мысленно упрекал Констанс в том, что она спохватилась чересчур поздно. Он сотни раз пытался обо всем рассказать жене, но не мог подобрать подходящих слов и постоянно оправдывал свою нерешительность разными объективными причинами. Сейчас ему казалось, что возлагать новую заботу на Мелиссу, когда у нее масса других неотложных дел, просто нечестно.
Он твердо решил ей во всем признаться после праздника. Но вот праздник наступил, а нужных выражений Ник так и не нашел… Отчаявшись, он снова отложил этот серьезный разговор – теперь до окончания Уимблдонского турнира, имеющего для Мелиссы особую значимость. Усыпив таким образом свою совесть, Ник целиком отдался развлечению дочери и гостей.
Тем временем Джек и Мелисса успели дать интервью в связи с их выступлением в турнире смешанных пар, после чего пригласили журналистов на демонстрацию новых моделей спортивных костюмов и аксессуаров. Словно ненароком, Мелисса протянула Джинни ракетку и предложила ей сфотографироваться на корте. Джинни стала отказываться, но Мелисса и ее знакомый фотограф все же убедили художницу попозировать перед камерой на фоне сетки.
Сол, застав их на площадке за этим занятием, решительно направился к Джинни. В последнее время он постоянно ломал голову над тем, что послужило причиной их внезапного раздора. Ведь расстались они перед его отлетом на Кипр счастливыми влюбленными. И вдруг в одночасье все его радужные мечты и надежды рухнули. Что же произошло? Сол потерял сон и покой, мучительно размышляя над этим.
Неужели Джинни восстановила прежние отношения с Джеймсом Калвертом? Чутье подсказывало Солу, что такое вряд ли возможно после бурного начала их романа, вспыхнувшего в субботу в доме его родителей. В равной мере ему не верилось, что она способна всерьез заняться обольщением Джека Фаррелла или Эйса Делани. Об этом свидетельствовали ее оскорбленный тон и разъяренное лицо, когда она приводила ему свои доводы. Во всяком случае, Солу хотелось в это поверить. И сейчас он стремился любой ценой узнать от нее правду. Но к тому моменту, когда он достиг корта, его кураж иссяк.
– Вы удивительно фотогеничны! – с добродушной улыбкой говорил репортер Джинни. – Если надумаете делать альбом, позвоните. Вот вам моя визитная карточка…
– Не беспокойтесь, она ей не понадобится, – грубо вмешался в разговор Сол, чем моментально испортил Джинни настроение. Ее лицо вытянулось и помрачнело, превратившись в непроницаемую маску. У Сола екнуло сердце.
Мелисса выразительно взглянула на фотографа и направилась к выходу с корта. Джинни отчаянно боролась с нахлынувшими воспоминаниями о последней игре в теннис с Солом Ланкастером и особенно о том, что за ней последовало.
– Опекуны мне не требуются, – ледяным тоном заметила она. – Благодарю за трогательную заботу, но я уже не маленькая.
Она шагнула было к калитке, но Сол ее удержал, схватив за локоть.
– Прости, я не предупредил тебя о том, что чертовски ревнив! – прохрипел он.
Джинни потупилась, пытаясь не замечать отчаянного сердцебиения. Одного лишь прикосновения его руки хватило, чтобы ввергнуть ее в смятение. И зачем судьба свела ее с этим мужчиной? За какие провинности наказывает ее Провидение?
– Это твое личное дело! – огрызнулась она. – Только я тебе не принадлежу! И не смей командовать!
Дрожь в ее голосе не ускользнула от его внимания, но он, на свою беду, объяснил это не страстью, а злостью.
– Всего лишь месяц назад ты принадлежала только мне одному! – напомнил он.
– Никто не застрахован от ошибок, – натянуто улыбнулась она. – Прости, но мне нужно переодеться.
Сол молча поплелся следом за ней. Джинни думала, что он проводит ее до самой спальни, и затрепетала, живо представив себе, что может случиться, если они останутся одни рядом с кроватью. Ее спасла Роза Фаррелл, вышедшая им навстречу. Однако мимолетное облегчение Джинни мгновенно сменилось ужасом, едва лишь она увидела, кто идет рядом с Розой.
– Как ты здесь оказалась, мама?
– Миссис Фаррелл пригласила меня на день рождения внучки! Ты была так занята, что не брала трубку… – Энн умолкла, узнав Сола Ланкастера в спутнике дочери и едва не упала в обморок.
– Привет, Энн! – фамильярно поздоровался тот, отмечая поразительное внешнее сходство матери и дочери. За двенадцать лет, которые они не виделись, Энн почти не изменилась. Почему же он презирает одну из этих женщин и сходит с ума по другой? – А я и не узнал тебя без костылей. – Он усмехнулся, чем привел Джинни в ярость.
– Не смей так разговаривать с моей мамой! – воскликнула она, досадуя на себя за то, что, злясь на весь мир и особенно на Энн, которую считала виновной во всех свалившихся на нее напастях, она не подходила к телефону. Не будь она так упряма, мать, возможно, и не приехала бы в Беллвуд.
– Все в порядке, Джинни! – вмешалась Энн. – У него есть основания говорить мне гадости.
– Какие, хотелось бы мне знать? – спросила Джинни, рискуя разворошить осиное гнездо. – Он винит тебя в том, что ты сбила его папашу с истинного пути? Ерунда! Всему свету известно, как любвеобилен сэр Дэвид. Так не лучше ли призвать его одуматься на старости лет, чем укорять невинную женщину? Впрочем, Господь свидетель, имея такую твердокаменную жену, как у него, любой начнет искать себе отзывчивую любовницу!
Выпалив все это, Джинни сообразила, что перегнула палку, и поспешно ретировалась в спальню, провожаемая испуганным взглядом побледневшей Розы. Посмотрев на Сола и на Энн, враждебно уставившихся друг на друга, та тоже потихоньку исчезла, сожалея, что пригласила Энн Синклер на праздник. Правда, спустя минуту Роза уже забыла о нежеланной гостье, переключившись на детей, поссорившихся из-за мороженого. Наделив драчунов изрядной порцией, Роза отвела их к фокуснику. Счастливые и довольные, ребята угомонились.
Эйс вышел на свободный корт и стал перекидываться мячами с детьми старшего возраста. С тех пор как он стал отцом, его отношение к детям резко изменилось: если раньше он избегал их, то теперь с удовольствием занимался с ними в свое свободное время. Дети его боготворили. Мелисса считала, что им нравится его серьезное с ними обращение. Эйс действительно всегда разговаривал с детьми как со взрослыми и не расспрашивал об их успехах в школе. Он скорее предложил бы им закурить сигарету и выпить по глотку виски, чем стал бы нудно распространяться о вреде пагубных привычек.
Тягостная тишина зависла над Энн и Солом, когда они остались одни. Со времени их яростной ссоры минуло уже двенадцать лет, но воспоминания о ней не утратили прежней яркости. Им обоим показалось, что погожий летний день внезапно сменился студеным рождественским сумраком, что комнаты наполнены не свежим теплым воздухом и радостными криками детворы, а сигаретным дымом, звоном бокалов и хрипловатым смехом подвыпивших мужчин, танцующих с захмелевшими женщинами.
– Я знаю, что ты меня ненавидишь, – наконец промолвила Энн срывающимся голосом. – Умоляю, только не рассказывай Джинни о том, что я тогда натворила! Я не перенесу утраты дочери!