Это насторожило Сола.
– Значит, она говорила с кем-то другим? С кем именно?
– Ладно! Ты победил, я все расскажу! – Она не выдержала и обернулась к нему лицом, искаженным обидой. – Помнишь репортера, который показался нам слишком настырным?
– Конечно! Я прекрасно его запомнил!
– Так вот, никакой он не репортер! Он частный детектив, нанятый твоей матерью следить за мной. Когда ты вышвырнул Джеми из ночного клуба, этот тип подошел к нему и предложил кое-какую работу, естественно, по поручению твоей мамочки!
– Продолжай, я слушаю!
– Она заплатила ему пятьсот фунтов, чтобы он наплел тебе обо мне всяких небылиц. Но ты ему поверил, потому что услышал то, что хотел! Он ведь сказал, что я торгую своим телом, верно?
Голос Джинни дрожал от негодования, она задыхалась от злости, но продолжала говорить. Она боялась, что он ее перебьет, приведя собственные аргументы или, что еще хуже, признав ее доводы.
– Твоя мамочка надеялась навсегда отбить у тебя охоту встречаться со мной, но добилась обратного эффекта! Слова Джеми распалили тебя! Ты ведь давно мечтал затащить меня в кровать! А Джеми подсказал тебе, как быстрее это сделать. Разве я не права? Не прошло и двух дней, как ты объявился в моем доме, рассыпаясь в комплиментах, и обворожил меня улыбками и подарками. Ты заплатил мне аванс! – Ее голос сел, и она отвернулась, пряча слезы.
– Джинни! – Сол попытался обнять ее, но она резко вывернулась, крикнув:
– Не прикасайся ко мне! Отойди!
– Хорошо, только успокойся. – Он отступил на шаг, чтобы не разозлить ее еще сильнее.
– Слава Богу, ты хотя бы не отрицаешь того, что я сказала! – слегка успокоившись, пробормотала Джинни.
– Мне нечего тебе сказать, – признался Сол, стараясь говорить спокойно и тихо. – Я действительно вознамерился любой ценой переспать с тобой. Но вскоре я изменил свое отношение к тебе! Мне стало мало одного твоего тела, захотелось настоящей, глубокой любви! Я понял, что нас объединяет нечто большее, чем плотская страсть! И это произошло значительно раньше, чем мы занялись любовью…
– Мы занимались чистым сексом! – поморщилась Джинни. – Я расплачивалась с тобой за часики. О какой любви ты говоришь?
– Нет, дорогая! – не уступал Сол. – Это была прелюдия нашей будущей любви! Я раскусил Джеми и понял, что он хотел отвадить меня от тебя, чтобы ты досталась ему. Потом, когда мы с тобой сблизились, все его жалкие интриги выскочили у меня из головы. Я думал только о тебе, любимая! Вспоминал божественные мгновения нашего короткого счастья.
– Все это в прошлом, Сол! – уныло сказала Джинни.
– Нет, я никому тебя не отдам! Мы всегда будем вместе, ты принадлежишь лишь мне одному!
– Я никому не принадлежу! – Она покачала головой. – И пойми, уже нельзя ничего исправить! Представь, какие страшные муки я испытала, услышав покаяние Джеми! Каково мне было узнать, что ты купил меня, словно продажную девку! Я почувствовала себя уличной шлюхой, высматривающей богатого клиента. Ты полагаешь, что я смогу отделаться от этого мерзкого ощущения, услышав, что ты изменил ко мне отношение?
Джинни перешла на крик, и Сол понял, что она впала в истерику. Сегодня он явно проиграл сражение, но рано или поздно непременно возьмет реванш. Сейчас же ему ничего другого не оставалось, как проклинать себя за свое легкомыслие и молча ждать, пока уляжется шквал ее бурного возмущения. Он не винил в случившемся ни Джеймса Калверта, ни свою мать, ни Энн Синклер. Сердце подсказывало ему, что только он сам обязан рассчитаться за все сполна. Взглянув на Джинни, он сообразил, что лучше ее не утешать, и, подхватив с земли костюм гориллы, негромко сказал:
– Пошли!
Она покорно последовала за ним, даже не сообразив, что выход из лабиринта ему хорошо известен. К их искреннему удивлению, солнце еще не село, когда они выбрались из густого кустарника, и праздник продолжался, хотя им и померещилось, что мир погрузился во мглу, после того как рухнуло их счастье.
– С тобой все в порядке? – тихо спросил Сол, заметив, что она бледна и дрожит как осиновый лист.
– Не беспокойся, я вполне здорова. – Джинни отвела взгляд.
– Я хочу тебе сказать кое-что еще. – Он дотронулся до ее плеча. – Вспомни, разве почувствовала ты себя, хоть на миг, потаскухой, когда мы были близки? Был ли я груб с тобой? Заботился ли я исключительно о своем удовлетворении? Подумай над этим! Я позвоню тебе! – И, не дожидаясь ответа, быстро ушел.
Джинни застыла, раздираемая обидой и желанием окликнуть Сола, остановить. Сомнения терзали ее сердце. Его слова звучали вполне искренно, однако могла ли она поверить ему после того, как он однажды уже усыпил ее бдительность своими любезными улыбками, притворными извинениями, букетом роз, коробкой шоколада и бутылкой вина? И где гарантия, что он действительно стал к ней относиться иначе? Эта «любовь», продолжавшаяся с вечера субботы до утра воскресенья, всего лишь обыкновенный спектакль. Он ублажил свою похоть и расплатился с ней часиками с сапфирами и бриллиантами, чтобы потом не мучиться угрызениями совести. Впрочем, тут она хватила через край: о какой совести может идти речь в подобной ситуации?
Охваченная такими размышлениями, Джинни добрела до особняка. Она решила немедленно собрать чемодан и вечером уехать в Лондон, чтобы утром взять двухнедельный отпуск и провести его с Мелиссой в Уимблдоне.
Проходя мимо распахнутых дверей столовой, она услыхала знакомый смех и заглянула в комнату. Мать мило болтала с Дэниелом Фарреллом, сидя с ним на диване. Эта сцена окончательно вывела Джинни из равновесия. Стала бы ее мамаша тратить на него свое драгоценное время, если бы знала, что он далеко не так богат, как его дети, и вынужден был продать усадьбу, чтобы не обанкротиться.
Почувствовав пристальный взгляд дочери, Энн встала и натянуто улыбнулась. Но, заметив в ее глазах недобрый блеск, с опаской спросила:
– Что случилось, милая?
– Ничего, кроме того, что ты разрушила мою жизнь! – крикнула Джинни. – Если бы сэр Дэвид Ланкастер не купил тебя с потрохами, вряд ли бы Сол подумал, что и он сумеет проделать со мной нечто подобное.
– Джинни! – ахнула Энн, а Дэниел с отвращением отпрянул от нее.
– Оставь меня в покое! – воскликнула Джинни и побежала к лестнице, ощущая некоторое облегчение. Пусть мать теперь попытается переубедить мистера Фаррелла, что ее дочь наговорила ей гадостей в запальчивости. Энн разлучила ее с Солом Ланкастером, но поссорить Джинни с Фарреллами никому не удастся!
ГЛАВА 14
Отпуск взяла не одна Джинни. Сол тоже получил в свое распоряжение несколько свободных суток и в понедельник после полудня выехал из гарнизона в Ричмонд. Отперев родительский дом своим ключом – в последний раз, поскольку уже твердо решил немедленно перевезти все пожитки в собственное жилье, – он мысленно попрощался с этим зданием навсегда: предстоящий разговор с матерью наверняка сожжет все мосты.
Собственно говоря, никакого его имущества здесь и не скопилось. С восьми лет он воспитывался в интернате, потом поступил в военное училище в Сандхерсте, а став офицером, тринадцать лет прослужил на военных базах в различных странах мира. Армейская служба ему нравилась, если не принимать во внимание отдельных мелких неудобств и действительно жутких эпизодов войны в Персидском заливе.
С мундиром Сол расставался без особого сожаления, обретя четкую перспективу в охранной фирме и встретив Джинни на своем пути. Впрочем, пока она временно выпала из его жизни, но осталась в сердце, и Сол не терял надежды ее вернуть. Он понимал, что ему предстоит заново отвоевывать ее доверие. Оставалось нащупать кратчайший путь к решению этой задачи, одновременно простой и сложной.
Но прежде требовалось завершить еще одно важное дело…
Сол сложил книги, диски, кассеты и одежду в картонные коробки, упаковал стереосистему и отнес все это в автомобиль. От приходящей работницы он узнал, что леди Ланкастер ушла в парикмахерскую, и уселся дожидаться возвращения матери.