— Ну сам посуди, Мартин. За один месяц четыре размозженные головы. Все — в одном округе. Все в районе полуночи. Способ проникновения в дом один и тот же — через раздвижную стеклянную дверь, которую из-за жары оставляют открытой. По твоим словам, Эллисоны — ограблены, но никто так и не установил, что именно взято у них. На прошлой неделе я разговаривал с несколькими сотрудниками, и они сообщили мне, что нашли в тумбочке около кровати жемчужное ожерелье длиной в восемнадцать дюймов.
— Наши сотрудники должны держать язык за зубами.
— И ты продолжаешь утверждать: случившееся с Эллисонами — типичное явление? Дело Фернандезов ты уже не называешь ограблением. Взгляни на Эллисонов. Сначала маньяк бьет мужчину дубинкой — чтобы тот не сопротивлялся. Женщина оказывается проворнее, чем он рассчитывал, — вскакивает с постели и пытается бежать. Вспомни, она найдена на полу. Он успевает перехватить ее и начинает избивать. Внезапно на него набрасывается Эллисон, но он раздет, уже избит, а главное — безоружен. Он падает прямо на тело жены.
В эту минуту я увидел Эмбер Мэй на полу кабинета Марти. Совсем близко ко мне... я даже смог снова коснуться ее губ. И такой спазм перехватил мое горло, что мне пришлось откашляться, чтобы справиться с ним.
Марти выглядел не намного лучше меня. Глаза — того тусклого, почти матового оттенка, который появляется от сильного недосыпания. Он уставился точно на то же место на полу, на которое смотрел я.
В самой отдаленной точке сознания возникла догадка, и я позволил ей укрепиться: это Мартин Альберт Пэриш убил Эмбер, и не только ее, но и Эллисонов, и супругов Фернандез.
Жуткое, ужасное предположение, одно из тех, что зарождается глубоко внутри, но постепенно овладевает сознанием и проникает в самое сердце, и сердце начинает биться резче, словно пытается избавиться от страшной ноши. Точно так же сердце реагирует, когда осознает, что ужасное — не сон, не плод больного воображения, а реальное, настоящее.
«Сломанный значок», «От полицейского к убийце». Автор — Рассел Монро.
Боже правый!
— Ты собираешься писать об этом в своем «Журнале»?
— Пока нет. — Я помолчал. — А может, ты и впрямь окажешься прав, — четыре убийства никак не связаны между собой.
— Но чего же ты тогда хочешь?
— Познакомь меня с результатами экспертизы.
— Не могу.
— Потому что у тебя их нет, так?
— У нас они есть, и, если нам удастся увязать эти убийства друг с другом, ты обо всем узнаешь. Рассказать тебе — значит рассказать всему округу. А я, Монро, не собираюсь орать «Пожар!», пока лично не удостоверюсь, действительно ли пожар. Два инцидента, Расс. Я располагаю массой улик, красноречиво свидетельствующих — в деле Эллисонов участвовали два, а может, и три бандита. У Фернандезов — еще один. Мы отрабатываем эту версию. Мы уже предали огласке все, что можно было огласить, и пока нам больше нечего сказать. Неразумно ввергать людей в панику из-за совпадения, быть может, случайного.
— Неразумно позволять им продолжать спать с раскрытыми настежь дверями, когда где-то поблизости бродит маньяк.
Из багрово-загорелого лицо Марти стало болезненно-розовым. Он снова уставился на то место на полу, где «лежало» тело Эмбер. Снова схватил свои ножницы. Щелкнул ими громко.
— Вот черт! — Поднес ко рту большой палец левой руки. — Спасибо за патроны, Расс. Может быть, в октябре вместе постреляем куропаток? У меня к тому времени как раз наберется несколько отгулов.
Марти явно выпроваживал меня, но я даже не шевельнулся.
— О'кей. Держи при себе свои доказательства. Но, по крайней мере, Марти, будь со мной честным. Остался в тебе хоть какой-нибудь здравый смысл или на тебя давит герр шериф?
— Хватит, Расс. Если хочешь знать, чем занимается полиция, возвращайся сюда работать.
— Но что подсказывает тебе твой внутренний голос?
— И где же я прочитаю о том, что говорит мне мой внутренний голос?
— Нигде. Не забывай, что я еще никогда не подводил тебя, равно как и никого другого из тех, кто носит значок полицейского.
— Ты подвел Эрика Вальда.
— У него нет значка.
— Как, впрочем, и у тебя. Ладно, слушай. Группа по связи с общественностью действительно считает дела Эллисонов и Фернандезов однотипными, но я скажу тебе следующее: мы имеем дело с совершенно разными случаями, по крайней мере с двумя разными убийцами, а отнюдь не с одним. Хотя, если быть честным, тот, кто убил Эллисонов, на самом-то деле ничего не похитил.
Догадка переросла в убеждение — Марти просто играет со мной, выдавая мне никуда не годную информацию, чтобы толкнуть меня на неверный путь либо поскорее выпроводить из своего офиса. Мне вдруг пришло в голову и показалось очень странным, почему на всех снимках, которые он показал мне, совершенно отсутствуют стены комнат. Одни лишь тела.
— Ну дай мне хотя бы одну-единственную зацепку об этом парне, Марти.
— Об этих парнях.
— Ну хорошо, об этих парнях.
— Я дал тебе все, чем располагаю сам.
— Но если это произойдет еще раз, как ты тогда будешь чувствовать себя?
— До встречи, Расс. И учти, если я прочитаю хоть строчку о том, что ты здесь узнал, больше никогда ничего не получишь. Надеюсь, я не должен предупреждать тебя об этом.
— Можешь не волноваться.
Я встал, собираясь уходить. Марти рассматривал капельку крови, выступившую на кончике его пальца.
— Ты не видел Эмбер в последнее время? — спросил я.
Не глядя на меня, Пэриш покачал головой.
Зазвонил телефон. Он протянул руку, но прежде чем взять трубку, согнутой в локте рукой смахнул со лба пот.
Я чуть задержался, желая узнать, не об Эмбер ли это сообщение.
— Привет, дорогая, — сказал Марти.
Глава 4
Из машины я позвонил в «Журнал» моему редактору.
Телефоны в машинах предназначены для людей, которым кажется, что они представляют собой большую ценность, чем они есть на самом деле. Но также они нужны и тем, кто не хочет, чтобы их увидели звонящими куда-то или кому-то. Как прошлой ночью не хотел я, чтобы кто-то увидел меня звонящим Эмбер. Или вот как сейчас.
Моего редактора зовут Карла Дэнс. Это невысокая, коренастая женщина, чертовски умная и неизменно уравновешенная. На протяжении десяти лет она выдает мне деньги именно в те моменты, когда я особенно нуждаюсь в них.
Мне она очень нравится, и, думаю, я нравлюсь ей тоже.
Ее отец болен раком, и Карла ухаживает за ним, кроме тех часов, которые проводит на работе. Когда девятнадцать месяцев назад врачи поставили Изабелле диагноз, мы с Карлой провели несколько мучительных часов в баре, расположенном над офисом «Журнала». Кое-какие из ее взглядов, приобретенных собственной тяжелой практикой, помогли мне. Карла уже тогда знала то, что мне лишь предстояло узнать: если у любимого человека запущенный рак, граница между надеждой и отчаянием настолько узка, что пересекать ее приходится в обоих направлениях тысячу раз в день. Подобное способно свести с ума любого.
Также я понял, мы представляем собой закрытое от постороннего глаза общество. Мы — те, кто любит больных раком и ухаживает за ними. Вырываясь из своего замкнутого мира в нормальную жизнь, при встрече со здоровыми людьми, мы надеваем маски оптимистов с дежурными улыбками. Но друг с другом мы можем быть самими собой — слабыми, нуждающимися в поддержке, подавленными из-за того, что любимый нами человек пробудет с нами не так долго, как нам хотелось бы. Мы представляем собой сообщество беспомощных помощников. И все же есть в нашей взаимной связи нечто от веры бойцов, каждый из которых находится один в своем окопе, и что-то очищающее, что я испытал много лет назад в церкви.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал я.
— Воскресный журнал заплатит намного больше, если, конечно, не очень жуткая история.
— Очень жуткая. Я бы назвал мои новости трагичными. Действительно трагичными.
— Убийство?
— Да.
— Эллисоны?
Я не упомянул, что Карла Дэнс, помимо всего прочего, еще и ясновидящая.
— Да.
— По какой причине?
— Он сделал то же самое, что с Фернандезами.