Мы бываем у нее в те дни, когда Иззи чувствует себя достаточно сильной, — а это теперь случается три или четыре раза в неделю.
Грейс держится так, словно лишь сейчас появилась на свет: ей интересно все, что происходит в мире, и в ее поведении нет никакой фальши.
В конце осени на предварительных слушаниях ей и Вальду были предъявлены обвинения в убийстве. Грейс на этих слушаниях воссоздала картину ночей третьего и четвертого июля. В частности, сказала: в дом они вошли вместе, свою машину Вальд оставил в боковой улочке, чуть ниже дома Эмбер (это объясняло тот факт, что Пэриш видел, как из дома выходила одна Грейс). Вальд принес дубинку в теннисной сумке, висевшей у него через плечо, — подобная экипировка вполне вписывалась в традиции жителей этого района.
Эмбер-Элис они обнаружили спящей. Вальд убил ее, пока Грейс ждала его в гостиной. Только когда они придали месту происшествия видимость сходства с «почерком» Полуночного Глаза, записанный на автоответчик голос Эмбер выдал им ее местонахождение — она звонила Элис из Санта-Барбары и сообщала, что вынуждена задержаться.
Вальду пришла в голову мысль прибегнуть к маскировке и попытаться скрыть сам факт совершения преступления, надеясь вернуться к имитации «почерка» Глаза во время следующей попытки убить Эмбер.
Во второй половине четвертого июля они, также вместе, вернулись в дом Эмбер и сделали все возможное, чтобы уничтожить следы преступления.
Грейс было поручено перевезти тело Элис в мой морозильник, что она и сделала поздно ночью четвертого июля, незадолго до того, как я застал ее поджидающей меня на стоянке около моего дома.
Грейс встречалась и с адвокатами Хэйта, и со своими собственными. По словам Хэйта, все они попытаются использовать ее показания так, чтобы обвинить Вальда в совершении убийства без смягчающих обстоятельств, а моей дочери предъявить обвинение более мягкое. Но для этого Вальд должен отказаться от обвинения Грейс в заговоре, поскольку, если он будет настаивать, газовая камера грозит им обоим.
Впрочем, сам окружной прокурор также склонен добиваться скорее признания вины Вальда, нежели доказывать существование заговора с целью убийства, что, как показывает практика, всегда — более хлопотливое дело.
Обвинение Грейс в совершении убийства со смягчающими обстоятельствами грозит ей тюремным заключением на срок до пятнадцати лет.
Как выяснилось, адвокаты Вальда предприняли попытку оправдать действия своего подзащитного тем, что он якобы был соблазнен мстительной девицей, в результате чего, ослепленный любовью, поддался на ее хитрость и пришел в дом Эмбер. Как и ожидалось, они предпочли умолчать о деталях происходивших там событий.
Как мне показалось, Грейс словно рассталась с какой-то частью своего прошлого, отчего стала более мягкой и даже нежной, смирилась со случившимся и его последствиями.
Мне понадобился почти месяц, чтобы набраться смелости и задать дочери тот самый вопрос, который мучил меня с самой первой минуты, как я узнал о ее любовной связи с Эриком Вальдом: знала ли она о том, что тот пистолет сорок пятого калибра, который Вальд приказал ей похитить из моего письменного стола, предназначался для убийства меня и ее матери?
Пожалуй, это был первый случай со времени ее ареста, когда она полностью «сломалась», а потоки ее слез подсказали мне: Вальд убедил ее в том, что в доме будет одна лишь Эмбер.
Я поверил ей и до сих пор хочу верить в это.
Буквально на следующий день она сообщила мне: она почти готова встретиться со своей матерью.
Эмбер дважды приезжала к нам домой.
Видимо, нет особой необходимости говорить: те подводные течения, которые обычно возникали во время этих ее визитов, не способствовали упрочению близости между мужем и женой.
Эмбер также понимала это. И второй ее визит — кстати, по нашему приглашению, — скорее всего, был последним. На следующей неделе она отправляется в Нью-Йорк.
Я проводил ее к машине, когда она уходила, и между нами вдруг воцарилось неловкое молчание.
— Расс, останься моим другом. Ты же знаешь, никто из нас не молодеет.
— Я знаю. Я постараюсь. Я и сейчас являюсь им.
— Скажи, неужели, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, ты и в самом деле продолжаешь считать меня порочной личностью?
— Нет. Просто ты женщина, которая сама сотворила себя и свою жизнь, и я люблю тебя за это.
— Да, сотворила себя, словно какой-то научный проект. Наспех, шумно и, в общем-то, без особой пользы.
— Просто ты оказалась в невыгодном положении.
— То есть?
— Ты была одна.
Она задумалась над моими словами.
— А знаешь почему? Мне всегда было одной гораздо лучше.
— Я знаю.
— Но ты ведь не исключаешь, что когда-то, в какое-то другое время и в другом месте у нас с тобой могло бы что-нибудь получиться?
— Да.
— Ну что же, очень мило с твоей стороны. Спасибо.
— А это имеет какое-то значение?
— Если мы думаем, что имеет, значит, имеет. Будь осторожнее в Мексике.
— Спасибо, Эмбер.
— И помни, если тебе понадобятся деньги, мое предложение остается в силе.
— Ничего, как-нибудь справимся. Да я вовсе и не это имел в виду.
Она улыбнулась и даже чуточку покраснела. Я поцеловал ее в щеку и распахнул перед ней дверцу машины.
Это был красный «мазерати». Он взревел. И вскоре эхо прозвучало в нижней части моей крутой улицы. Я слышал его на всем пути к дороге каньона Лагуны.
Эмбер Мэй Вилсон — спрятанная сама в себе и, как всегда, одинокая — обогнула на своей скоростной машине нашу Леди Каньон и исчезла на дороге в город.
Изабелла встретила меня на крыльце понимающим взглядом.
Она всегда умела вести разговор без слов, и не раз я задумывался, не сможет ли эта ее замечательная способность в будущем сослужить нам хорошую службу.
Она сидела в своем инвалидном кресле со своей кепкой на голове.
Я подкатил ее к заднему дворику и сел рядом с ней на скамью.
Близилась осень. Теплый ветер долетал до нас из пустыни, а окружившие нас тени изменили свои очертания.
Мы смотрели на каньон. Моя рука покоилась в ее руках. Изабелла сжала ее.
— Вот, Расс, к чему, получается, мы с тобой пришли.
— Да.
— Нельзя сказать, что нам именно этого хотелось, но это то, что у нас есть.
— Иззи, я готов все это принять.
— Не имеет значения, что случится, всегда помни, как я тебя любила. Пожалуйста, никогда не забывай об этом.
В следующем месяце мы с Изабеллой отправляемся в Мексику.
Пункт нашего назначения неприметный поселок в Лос-Мочисе, где живут родственники Изабеллы, многих из которых она никогда не видела.
Она жаждет узнать людей, из среды которых вышла.
Они уже приготовили для нас отдельный дом — вычистили его, заново покрасили и даже обставили мебелью. Говорят, из него — чудесный вид на небольшую долину.
Джо и Коррин прибудут туда раньше нас.
Среди наших друзей утвердилось мнение — ни разу, правда, не высказанное вслух, но тем не менее очевидное: Изабелла едет туда умирать.
В общем-то, при взгляде со стороны подобная идея кажется вполне понятной.
Три дня назад я получил от своего давнишнего приятеля открытку, в которой он выражает соболезнования и искреннее сочувствие в связи с постигшей меня тяжелой утратой.
Сначала я было подумал, что Изабелла лишь посмеется над этим явно преждевременным знаком внимания, но потом понял — не посмеется.
Я выбросил открытку, а приятелю послал фотографию, на которой Иззи читает газету (дата выпуска отчетливо видна!).
Изабелла пыталась выжать из меня объяснение столь странной затеи с газетой, но я лишь отшутился.
Вскоре она вообще забыла про этот случай.
Мы с ней вообще не из тех людей, что постоянно живут в страхе перед секретами. Реальность и без того достаточно ужасна.
И все же наш секрет, если таковой действительно имеется, заключается в том, что мы собираемся на несколько месяцев в Мексику не для того, чтобы умирать, а для того, чтобы жить.