— Что такое круп? — спросил Пюк.
Она объяснила.
— Это задние лапы и попка, — заключил он.
— Да, именно так, — сказала она.
— И хвост.
— Конечно, и хвост тоже.
— А у Медора хвост обрублен. Как ему отрезали хвост? Ножом или ножницами?
Она ответила, что не знает. Хвост обрубили, когда собаке было всего несколько дней.
— Это больно?
— Наверно, неприятно, но, должно быть, это делается очень быстро.
— А зачем это делают? — спросил он еще.
Она была довольна, что он задает столько вопросов. Так выигрывалось время.
— Я думаю, это мода, — сказала она, — и к тому же избавляет собаку от опасности защемить хвост в дверях дома.
— И машины?
— Да.
— А в самолете? Может, он и пошел искупаться, только я так не думаю.
Ночь стала совсем темной. На небе образовали свой гигантский треугольник три самые яркие звезды созвездий Лебедя, Орла и Лиры, вокруг них начинали мерцать и другие.
Они добрались до дна ложбины и, повернув направо, подошли к мойне.
— Сейчас поглядим, — сказала она, — не гуляет ли здесь где-нибудь Медор.
Но Пюк ответил, что уже слишком поздно, Медор купается только засветло.
— Он слепой, но никогда не ошибается во времени, он знает, когда уже ночь.
Они медленно двигались между виноградниками и деревьями по пустоши, поросшей диким ладаном. Мальчик отнял руку у Эльзы и шагал впереди.
Сколько собак умерло у нее на глазах? За все годы между детством и замужеством — сколько? По меньшей мере пять или шесть: щенки, погибавшие от болезни, старые псы, которых приходилось усыплять. Один спрятался, услышав голос ветеринара. «Думаю, лучше всего сделать ему укол в оранжерее», — сказал ее отчим и попросил Эльзу проводить туда доктора, и она покорно открыла дверь, которая вела из столовой в оранжерею, она смотрела, как ветеринар ставит свой чемоданчик, раскрывает его, вынимает шприц, ампулу, пилочку, иглу. Пришел отчим. «Пес спрятался в гардеробной, сходи за ним, тебя он любит больше всех. Я отведу твою маму в спальню, она слишком чувствительна, для нее это будет невыносимо».
Когда все было готово, ветеринар потребовал, чтобы привели собаку. Эльза нашла ее: собака забилась за длинные пальто в передней, она не лежала, как все последние дни, но стояла, прислонясь к стене, и, когда Эльза отодвинула один из плащей, собака посмотрела на нее. Эти глаза Эльза видела и сейчас: в них была смесь страха и доверия, беспомощности и мольбы. Она заговорила с собакой, стала ее гладить — в общем, предала; пес сделал шаг вперед, словно в благодарность за то, что с ним говорят так ласково. Мало-помалу он решился пойти за ней; она тянула его за ошейник, продолжая успокаивать. Как же его звали? Для пущей убедительности она даже вынула из холодильника немного мяса и взяла со стола в столовой печенье, посыпанное сахаром, которое пес очень любил. «Греческие хлебцы»-она вдруг вспомнила давно забытое название. Она вернулась к собаке и дала ей хлебец, та приняла угощенье. «Пойдем, пойдем, — говорила она псу, — я дам тебе еще». Теперь она не тянула его за ошейник, но заставляла двигаться вперед шаг за шагом, протягивая то ломтик мяса, то кусочек печенья, и так довела его до столовой. Тут он поднял голову и втянул в себя незнакомый запах. Ей снова пришлось взять его за ошейник. Он повернул морду к оранжерее. Тело его напряглось, он зарычал и больше не принимал пищи. Лаять у него уже не было сил. Она доволокла его до ветеринара, который наполнял свой шприц и даже не посмотрел на собаку. Эльза спросила, не нужны ли ему спирт и вата. Вопрос был глупый, ей стало стыдно. «Нет никакой необходимости», — ответил ветеринар. Собака отказалась лечь, Эльза села на пол, а пес стоял, прижавшись к ней. «Ложись, ложись». Он не двигался с места, ничего не желал слушать. Ветеринар решил сделать укол так. Он провел ладонью по загривку собаки, и Эльза почувствовала, как та напряглась. «Держите покрепче», — попросил ветеринар. Она прижала к себе голову собаки, нашептывая ей ласковые слова, а ветеринар сделал укол. Собака рухнула почти мгновенно, но Эльзе этот краткий миг показался бесконечным. Она цеплялась за утешительные рассуждения: псу было ничуть не страшнее, чем при прежних уколах, он спрятался просто потому, что ненавидел ветеринара… он совсем не мучился, короткий удар в голову или в сердце — и конец… у него не было времени понять… это было необходимо, рано или поздно все равно приходит смерть… Глаза мертвой собаки остались открытыми, Эльза гладила теплую шерсть. Тогда ей еще не доводилось видеть, как умирают люди, только собаки. Вероятно, она была в том же возрасте, что Шарлотта сейчас.