— Я хочу поговорить с этой женщиной, — сказал он очень серьезным тоном.
Завидев их, двое детишек юркнули в дом, как маленькие ящерки, на возбужденные крики и визг из кухни вышла Габриэлла.
При виде высокого мужчины, сопровождающего Каран, она чуть не задохнулась от волнения.
— Это Габриэлла, — тихонько сказала ему Каран. — Только я не знаю фамилии.
— Габриэлла Рибера, — подсказала женщина, хотя ее никто не спрашивал. Она начала что-то бессвязно лопотать по-испански, умоляя дона Рамиро не выгонять ее и детей на улицу.
— Мой муж хороший человек, Фелиппе много работает, делает, что в его силах, но не может заработать на всех денег. — Она прижала руки к лицу и начала душераздирающе всхлипывать. Дети приникли к ней и тоже заплакали.
Дон Рамиро выслушал все это молча. Каран ласково сказала:
— Габриэлла, мы пришли не для того, чтобы выгнать вас. Дон Рамиро друг.
Женщина подняла к ним заплаканное лицо:
— Значит, вы нам поможете? Мы сами не хотим здесь оставаться, но если бы у нас были деньги хотя бы на небольшую квартирку, о, мы были бы так счастливы!
Она тронула дона Рамиро за рукав, но он брезгливо отстранился.
— Ничего не могу обещать, — наконец заговорил он. — Вы должны найти себе другое жилье. — Он отвернулся от нее и пошел прочь. Каран немного задержалась, чтобы торопливо шепнуть Габриэлле:
— Не бойся, Габриэлла, мы тебе что-нибудь подыщем.
Потом она догнала дона Рамиро.
— Не давайте волю чувствам, особенно жалости, — предостерег он Каран. — У нас в стране, как и в любой другой, есть такие беззаботные люди, которые не умеют устроиться в жизни. И они всегда ждут, чтобы кто-нибудь пришел им на помощь.
Каран вздохнула. Она чувствовала, как он раздосадован, видимо, тем, что ему пришлось стать свидетелем неприятной сцены. Когда они подошли к «Изумрудной», дон Рамиро потрогал рукой штукатурку, и она отвалилась.
— Они неважно построены.
Каран закусила губу:
— Вероятно, они построены не так хорошо, как хотелось, но это всего лишь летние домики для отдыхающих.
— А зимой они стоят заброшенные, и все их недостатки налицо.
— Теперь я буду за ними смотреть и зимой и летом, — заявила она.
Дон Рамиро посмотрел на нее и улыбнулся:
— Вы так говорите, словно намерены работать здесь много лет.
— А откуда вы знаете, возможно, я вообще решу здесь навсегда поселиться? Может быть, мне так понравится эта местность, что я не захочу уехать отсюда.
— Ах, Испания! Да, моя страна привораживает сердца. Многие думают, что могут приезжать и уезжать, как им вздумается. Они не понимают, что Испания обвивает их невидимыми, но крепкими цепями, и, когда они слишком удаляются от нее, эти цепи натягиваются, и людям приходится возвращаться.
Они шли по дороге от «Изумрудной». Каран засомневалась, стоит ли идти вперед.
— Там есть еще одна, она называется «Сапфир», — сказала она. — Но там постоянный жилец.
— То есть тот, кто платит ренту?
— Да. Он англичанин и, как мне кажется, работает здесь. Его зовут Элдридж, Брук Элдридж.
— Это очень хорошо, что с вами по соседству живет соотечественник, он может дать вам полезные советы. Наверное, это тот молодой человек, который работает над системой ирригации.
— Так вот чем он занимается! — Каран сразу припомнила высокие резиновые сапоги, резиновый жилет. — Есть еще две виллы, которые строит здесь моя хозяйка, — сказала Каран. — Хотите их тоже посмотреть? Там, правда, работы остановлены.
— Да, я знаю, — ответил дон Рамиро. — Дома расположены в очень неудачном месте.
Каран смотрела на него во все глаза:
— Почему в неудачном месте? Там потрясающий вид на море и окрестности.
Дон Рамиро улыбнулся:
— Я об этом и говорю. Их расположение неудачно для тех, кто недостаточно богат, чтобы жить в них.
Каран была озадачена, но спорить было бессмысленно.
Она и ее провожатый почти уже подошли к вилле «Радость», когда за спиною кто-то залихватски свистнул. С маленькой автостоянки, небольшого участка расчищенной каменистой земли в конце дороги, ведущей из города, к ним приближался мистер Элдридж.
— Buenas tardes,[4] — поздоровался он с Каран, потом повернулся к испанцу: — Надеюсь, ваши дела идут хорошо, дон Рамиро?
Какие они разные, невольно подумала Каран. Дон Рамиро, в безупречно сшитом темном костюме, белоснежной рубашке и элегантном галстуке, и Брук Элдридж, в заляпанных грязью джинсах, старом сером свитере, на локте у него была дыра с разлохмаченными нитками. Его рыжие волосы торчали во все стороны, а на левой щеке засохло пятно грязи.