Я бросаю на него испепеляющий взгляд:
– На самом деле больше, чем ты можешь себе представить.
Он поднимает бокал, и мы чокаемся.
– За демонов, которых мы изо всех сил стараемся держать на расстоянии, и за ангелов, которые нас спасают.
Мое сердце начинает бешено колотиться в груди. Разум твердит, что в этом нет ничего личного, но почему пульс учащается, когда его глубокие карие глаза изучают мое лицо? Он разговорился, и сейчас мы просто два человека, признающиеся друг другу, что наша жизнь была нелегкой.
– Ну так что, поделишься? – спрашивает он, когда я откидываюсь на подушки.
– С чего бы мне начать? Мой отец – Майк Саммерс. Слышал о нем?
Рик немедленно поворачивает ко мне голову:
– Правда? Конечно, слышал. Я следил за этим делом в газетах.
Похоже, он потрясен.
– Ага. И я встала на его сторону, когда все от него отвернулись, а моя мать поспешила уехать во Францию, потому что ей было невыносимо видеть, как его подвергают гонениям.
Рик делает большой глоток из бокала.
– Должно быть, это было нелегко пережить. Чем он сейчас занимается?
– Он писатель, пишет под псевдонимом. Он все еще в поиске, но его теории заговора теперь превратились в художественную литературу.
Я вижу, что это было последнее, что Рик ожидал услышать.
– И отношения, в которых я состояла два года, распались примерно в то же время. Похоже, мой бывший возлюбленный с годами сильно изменился. Когда дело коснулось выживания в трудные времена, он оказался не таким уж милым.
Рик печально качает головой:
– Мне жаль это слышать, Лейни. Ты заслуживаешь лучшего.
– Я знаю. Но мы не всегда получаем то, чего заслуживаем, мы получаем то, что жизнь определяет как необходимое, чтобы сделать нас сильнее.
– Ты действительно в это веришь? – недоверчиво спрашивает он.
– Ну, отец учил меня, что не всегда можно верить тому, что видишь. А моя мама, ну, она считает, что люди просто забыли, что на самом деле важно в жизни. Вот почему сейчас она проводит кулинарные мастер-классы в Ле Кротуа и учит людей выращивать собственные продукты. Это интересно – быть воспитанной родителями, которые не всегда сходились во взглядах на возможные решения некоторых жизненных проблем. Но я получила ценный урок.
– Какой именно? – хмурится Рик.
– Каждый имеет право на собственное мнение. И кто я такая, чтобы кого-то судить, когда и сама что-то делаю неправильно.
Легкая улыбка, появившаяся на моих губах, полна иронии.
– Теперь я чувствую себя виноватым в том, что проигнорировал свое чутье и внезапно усомнился в тебе. Один раз ты меня уже выручила, и второй раз должен был мне что-то сказать, верно? Я должен извиниться перед тобой, Лейни.
– Все в порядке. Я понимаю. Именно поэтому я решила сменить направление своей карьеры. Мне просто нравится еда. И как журналист, я выяснила, что газеты с плохими вестями продаются лучше, чем газеты с вестями радостными. Я не всегда хорошо чувствовала себя со своей работой, и то, что я делаю сейчас, на мой взгляд, является шагом вперед.
– Иметь совесть нелегко. Похоже, в наши дни многие обходятся без нее.
На короткое мгновение мы замолкаем, прежде чем Рик поворачивается и смотрит на меня напряженным взглядом.
– У Кэти есть две совершенно разные стороны. Фасад, который она показывает миру, когда выставляет себя напоказ, – это ее броня. А еще есть скрытный человек, прячущийся в тени и сражающийся в битве, которая бушует внутри нее. – Его голос звучит отстраненно, озабоченно.
– В битве? – мягко переспрашиваю я.
– Дети-звезды редко сами выбирают свой жизненный путь. На заднем плане всегда есть кто-то, кто подталкивает их вперед и использует. Разве можно поверить, что это нормально или полезно для здоровья, когда ребенок оказывается в центре внимания? За современным миром так сложно угнаться. Примерно с пятилетнего возраста слово «нормальность» применительно к жизни Кэти вообще потеряло смысл.
Как ужасно печально звучат его слова.
– Никто из нас не понимает, как нам повезло, что у нас была такая роскошь, как детство, и я благодарен моим родителям за то, что они на меня никогда не давили. Никто из них никогда не думал, что я стану шеф-поваром, но если бы я захотел стать астронавтом, они бы меня так же поддержали. Они просто мечтали, чтобы я нашел свое увлечение в жизни. И мне это удалось.
Смеркается, а мы продолжаем болтать о самых разных вещах, и я не могу отделаться от мысли, насколько это сюрреалистично – сидеть в квартире Рика Оливера и беседовать о любви всей его жизни, как будто мы знаем друг друга целую вечность. Чем больше он раскрывается, тем больше я понимаю, что то, что я здесь, – неправильно. Он не пытается наладить со мной отношения, он просто выкладывает то, что, по его мнению, не может рассказать никому другому. Я просто внимательно слушаю, но каждое слово приближает меня к нему так, как он явно не рассчитывал.