— Я имела в виду то, что я сказала, — я кричала, пытаясь привлечь ее внимание. — О благодарности. Могу ли я купить тебе чашку кофе или что-то еще? Я хочу узнать больше. . . о том, чем ты занимаешь.
— В самом деле? — спрашивает она, с сомнением.
Я киваю с энтузиазмом.
— Хорошо, — говорит она. — Я думаю, ты можешь мне позвонить.
— Как тебя зовут?
Она медлит.
— Миранда Хоббс. Х — О — Б — Б — С. Ты можешь достать мой номер из справочника.
И как только она уходит, я киваю, делая набор движений пальцем.
Глава 7
Это китайский шелк 1930 года.
Я прикасаюсь к синему материалу с любовью и переворачиваю его. На спине вышит золотой дракон. Платье, возможно, стоит больше, чем я могу себе позвонить, но я все, же примеряю его. Рукава свисают по сторонам, как сложенные крылья. Я могла бы в этом действительно летать.
— Хорошо выглядит, — добавляет продавец. Хотя "продавец" это наверное, не совсем подходящее слово для парня в шляпе в форме свиного пирога, в клетчатых штанах и в черной футболке Рамонс. Быть может "Поставщик" более уместное здесь слово. Или "дилер".
В магазине винтажной одежде мне позвонила Моя Старая Леди. Имя, которой оказалось удивительно уместным.
— Где вы нашли эту вещь? — спрашиваю я, готовая убрать одежду, но слишком напуганная, чтобы спросить цену.
Хозяин пожимает плечами, — Люди приносят вещи. По большой части это вещи их старых родственников, которые умерли. Для одних людей это мусор, для других сокровище.
— Или одна женщина, — поправляю я его. Я собрала все свое мужество. — Как бы там не было, сколько стоит это?
— Для тебя? Пять долларов.
— Оуу, — я вытягиваю руки из рукавов.
Он крутил головой взад — вперед, рассматривая. — Сколько вы можете заплатить?
— Три доллара?
— Три пятьдесят, — говорит он. — Эта вещица лежала здесь месяцами. Мне нужно избавиться от нее.
— Договорились, — говорю я.
Я вышла из магазина все еще одетая в халат, и пошла обратно к Пэгги.
Сегодня утром, когда я попыталась встретиться лицом к лицу с машинкой, я в очередной раз потерпела неудачу. Семья.
Я думала, я могу написать о своей семье, но неожиданно они стали для меня так же чужды, как и французы. Французы наталкивают меня на мысль о "La Grenouille", а это в свою очередь напоминает мне Бернарде. И о том, что он еще не позвонил мне. Я думала о том, чтобы позвонить ему, но сказала себе не быть слабохарактерной.
Спустя ещё час, за время которого я подстригла ногти на ногах, успела расчесать и снова запутать волосы и обследовать лицо на предмет угрей.
— Что ты делаешь? — потребовала Лил.
— Я получила колонку писателя.
Но не существует такого понятия как "колонка писателя" — возразила она. Если ты не можешь писать, это значит, что тебе нечего сказать. Или ты избегаешь чего — то..
— Хммм, — сказала я, может быть я и не писатель совсем...
— Не делай этого, — ответила Лил. — Ты сделаешь только хуже. Почему бы тебе не сходить развеяться, погулять?
Так я и поступила. И я точно знала, куда пойти.
Вниз к району Саманты, где я разыскала винтажный магазин на Седьмой авеню.
Я ловлю свое отражение в стеклянной витрине магазине и останавливаюсь, восхищенно смотря на платье. Я надеюсь, оно принесет мне удачу, и я смогу писать. Я начинала нервничать. Я не хочу закончить как 99.9 процента провалившихся студентов Виктора.
— Мой Бог! — Лил восклицает. — Ты похожа на что — то, что притянула кошка.
— Я чувствую себя подобной чему — то, что кошка притянула. Но смотри, что я купила. — Я оборачиваюсь, чтобы похвастаться моей новой покупкой.
Лил кажется подозрительной, и я понимаю, как чудно я должно быть выгляжу, ходя по магазинам вместо того, чтобы писать. Почему я уклоняюсь от работы? Потому что я боюсь столкнуться с недостатком своих способностей?
Я рухнула на свое любимое место и осторожно сняла сандали.
— Это было в 50 кварталах отсюда, и мои ноги убивают меня. Но оно того стоило,— добавила я, пытаясь себя успокоить.
— Я закончила свой стих, — говорит Лил ненароком.
Я улыбаюсь, воздерживаясь от зависти. Я единственная, кто должна бороться? Не похоже, что Лил сильно утруждалась. Но это, возможно, потому что она талантливее.
— И у меня есть немного китайской еды, — говорит она. — Свинина МуШу. Там еще много осталось, если ты хочешь.
— Ох, Лил. Я не хочу есть твою еду.
— Не надо устраивать сцен . — Она пожимает плечами. — К тому же тебе нужно поесть. Как можно работать на голодный желудок?
Она права. И это даст мне еще пару минут отсрочки от работы.
Лил сидит на моей кровати, пока я пытаюсь покончить со свининой МуШу прямо из пакета.
— Ты никогда не боишься? — я спрашиваю.
— Чего? — она говорит.
— Быть недостаточно хорошей.
— Ты имеешь в виду писательство? — спрашивает Лил. Я киваю.
— Что если я единственная кто думает, что никто не может это сделать кроме меня? Что если я обманываю себя...
— Ох, Кэрри, — она улыбается.
— Ты разве не знаешь, что каждый писатель так себя чувствует? Страх — это часть работы.
Она взяла полотенце и решила принять долгую ванну, и пока она в ванной, мне удалось заполнить первую страницу, затем вторую. Я пишу в заголовке: "Мой дом". Зачеркиваю и снова пишу "Мой новый дом". Каким — то образом это напоминает мне о Саманте Джонс. Я представляю ее на кровати с четырьмя балдахинами, одетую в шикарное нижнее белье и поедающую шоколад, что, по-моему, по какой-то странной причине, является представлением о том, как она проводит выходные.
Я выкидываю эти мысли из головы и пытаюсь сосредоточиться, но пульсация в ногах пересиливает, и у меня не получается сконцентрироваться из- за боли.
— Лил? — я постучала в дверь ванной. — У тебя есть аспирин?
— Я так не думаю, — отозвалась она.
— Черт. — У Пегги должен где — то быть аспирин. Можно войти? — спросила я. Лил лежит в маленькой ванной под тонким слоем мыльных пузырьков. Я проверила ящик с лекарствами. Пусто. Я оглядываюсь, и мой взор останавливается на закрытой двери в спальню Пегги.
Не делай этого, подумала я, вспоминая последнее правило Пегги. Нам не разрешено заходить в ее комнату. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Вход в ее спальню строго воспрещен.
Я осторожно открываю дверь.
— Что ты делаешь? — завопила Лил, выпрыгивая из ванны и хватая полотенце. Остатки пузырей прилипли к ее плечам.
Я приложила палец к губам и зашипела на нее.
— Я всего лишь ищу аспирин. Пегги настолько подлая, что возможно прячет аспирин у себя в спальне
— Что если она поймет, что пропало немного ее аспирина?
— Даже Пегги не может быть настолько сумасшедшей. — Я открываю дверь шире. — Нужно быть очень чокнутым чтобы считать аспирин. К тому же, — шиплю я, — Разве ты не сгораешь от любопытства узнать как выглядит ее комната?
Жалюзи подняты, и мне потребовалось пару секунд, чтобы глаза привыкли к свету. И когда это произошло, я завизжала от ужаса.
Кровать Пегги была вся покрыта мишками. Не настоящими конечно, но казалось, присутствовали все вариации плюшевых животных. Там были большие и маленькие мишки, мишки с теннисными ракетками и мишки в фартуках. Розовые мишки и мишки в наушниках.
Там были даже мишки, целиком сделанные из булавок.
— Это ее большой секрет? — спрашивает Лил. — Плюшевые медведи?
— Она женщина средних лет. Какая же женщина этого возраста будет заполнять всю комнату животных?
— Возможно, она коллекционирует их, — отвечает Лил. — Ну, ты знаешь, люди так делают.
— Нормальные люди — нет. — Я взяла розового медведя и повернула его к лицу Лил. — Привет, — произнесла я смешным голосом. — Меня зовут Пегги и мне хотелось бы объяснить вам несколько правил. Но сначала мне нужно одеть свой резиновый костюм...