Ответ не замедлил; он был написан торопливой, но твердой рукой. Видно было, что писавший эти строки испытывал глубокую скорбь, но судорожно превозмог ее в эту минуту и не хотел еще предаваться ей.
«Итак, вы меня не любили, Юлия; и я мог ошибиться до такой степени!.. принять брожение праздной фантазии за истинное чувство!.. Но я вас не обвиняю, я не хочу думать, чтоб вы с намерением обманывали меня… мне отрадно считать Bac достойной сожаления. Если вы кого обманывали, то саму себя. Благодарю вас за то кратковременное счастье, которое вы мне доставили. Будьте счастливы, я вам это говорю от души. Вы избрали себе другую дорогу – идите по ней. Желаю, чтобы вы никогда не раскаивались в своем решений. Благой ли путь вы избрали – докажет будущность… Помните одно: с годами воображение остывает, но сердце остается, а оно находить удовлетворение только в тихой, семейной жизни…
Прощайте, Fräulein Julie; еще раз, будьте счастливы. Прощайте…
Прочитав это письмо, в котором каждое слово было проникнуто глубоким чувством, Юлия осталась на месте как вкопанная: она была тронута. Елена Николаевна глядела на нее с беспокойством, и в молчании ожидала ее первого слова.
– Что, маменька, – сказала она наконец тихим голосом: – что, если я в самом деле ошиблась! Если я упустила настоящее счастье и гонюсь за его тенью… Но, что пользы об этом думать, – прибавила она вдруг, весело тряхнув головкой, и улыбаясь сквозь слезы: – сделанного не переделаешь, ce serait du réchauffé. Давайте-ка, лучше, готовиться к отъезду!
– Конечно так, – отвечала Елена Николаевна со вздохом.
На другой день дорожная карета Глинских снова застучала по улицам Гапсаля. Жители опять выглядывают из окон, но на этот раз много знакомых голов приветливо кивают путешественницам и провожают их прощальным взглядом. Все более или менее сожалеют о них. У одного окошка, за одной занавеской, прячется розовое личико… Девица Розенберг не может скрыть радостной улыбки, и надежда оживает в ее сердце…
Карета выехала из города. Елена Николаевна и Малаша перекрестились, Юлия задумчиво углубилась в свой уголок… Вот опять корчма, вот печальное кладбище, – вот поворот, вот белеется вдали большой дом Вонненштернов… Когда карета поравнялась с ним, Юлия высунулась в окошко, надеясь и почти желая встретить прощальный взгляд Вильгельма, но она никого не увидала: все было пусто и мрачно, только в саду мелькнула чья-то тень, и тотчас же скрылась за деревьями…