Пару мгновений подруга решала сложнейшую для самой популярной в школе четырнадцатилетней малье задачу: выбросить подношение в кусты или все-таки благосклонно принять и съесть. Наконец, она выбрала третий, как водится, вариант: неожиданно обняла смущённого донельзя посредника и чмокнула его в щёку. Шуршание в кустах усилилось и приобрело панические нотки. Кажется, каждый из сидящих в засаде неожиданно понял, что Гобс-Гроббс вовсе не попал в вечную опалу, как ожидалось, напротив — они же сами, по глупости, поспособствовали тому, чтобы задохлик поднялся на никому не ведомую высоту…
Мороженое оказалось вкусным. Вообще-то, Аннет давно следовало всё рассказать, в конце-концов, она — моя лучшая подруга.
— И ты молчала четыре года?! — чёрные, вытянутые к вискам, миндалевидные глазища Аннет становятся почти круглыми. — Как ты могла!
— Да ничего же особенного и не произошло! — я смущенно пинаю ногой землю. На месте подруги я бы тоже обиделась за молчание. Но, сказать по правде, сейчас я немного жалею, что рассказала.
— Я так и не поняла, есть у него дар или нет, — закончила я рассказ. Аннет отставила пустую вазочку и задумалась. Чёрные волосы, прямые, как шёлковый полог, рассыпались по её спине.
Я не дождалась ответа и настойчиво повторила:
— Может такое быть, что, например, дар у него есть, но он, ну, недоопределившийся настолько, что целительская магия его не воспринимает?
Аннет посмотрела на меня так, словно я на сильвайском заговорила.
— А тебе-то какая разница? Вопрос в другом.
— В чём? — мне стало немного обидно. Потому что выходило, что это действительно совершенно не важная вещь, ни для кого.
Кроме меня.
— Почему твой отец согласился, чтобы этот глист с вами по какой-то причине жил. И знаешь, что я думаю? Смотри, твоя мама была против и очень сильно недовольна тем, что этот Эймери будет жить в вашем доме, так? А он настаивал. И даже тебя постоянно отправляют из дому. И при этом его мать была дамой недостойного поведения, и ребёнка она родила вне брака, верно? И этот глист судя по всему тебя старше?
— И? — мне стало не по себе.
— Так, наверное, этот Эймери — внебрачный сын твоего отца, — заявила Аннет, поднялась со скамьи, отряхивая с клетчатой школьной юбки невидимые крошки. — Всё просто. И если у него есть дар, то он его унасле…
— Ты..! — у меня даже голос пропал. — Ты, нет, чушь какая, не смей эти глупости говорить! Это полный бред! Папа никогда…
— Хорти, очнись, перестань смотреть на мир через розовые лепестки! Мой отец изменял матери, когда я была ещё маленькой, это в порядке вещей, все так делают! Я имею в виду, мужчины. А тут даже измены не было, если этот глист тебя старше. Всё просто, это его… эээ… как это называется… бастарды у королей, а если просто…
Я сидела совершенно потрясённая. Аннет сочувственно взъерошила мне волосы на макушке.
— Подумай, каково твоей маме, терпеть этого… Наверное, поэтому твой отец и не пускает к нему целителей, хочет избежать огласки. Всё равно, конечно, это странно, но… помнишь, когда мы были ещё маленькими, ты же хотела старшего брата?
Брат!
Это не укладывалось в голове, хотя мне нечего было возразить Аннет.
— Хорти, ну ты чего! — подруга потянула меня за руку. — Пусть твои родители разбираются, пусть запирают его, да хоть в пруду утопят. Надо сказать им спасибо, что они попытались оградить тебя от такого позора.
Аннет старше меня на год, и она такая здравомыслящая и рассудительная. Сразу видит суть проблемы и не сосредотачивается на пустяках. Я представила ухмыляющееся тонконосое и тонкогубое бледное лицо, и то, как насмешливо он звал меня — "малявка Хортенс"!
Ненавижу.
Наверное, стоило бы возненавидеть отца, но это было почти что невозможно, так же, как возненавидеть небо, цветы или собственный дар. А ненавидеть тощего черноглазого глиста, претендовавшего теперь не только на часть моего дома, но и на часть моей семьи, было легче лёгкого.
* * *
Страшно подумать, что со времени нашей первой встречи прошло уже пять лет.
Значит, оставалось ещё пять до того, как он — по нелепой прихоти отца — покинет наш дом — и мои мысли впридачу? Да, я становилась взрослой, и тем легче далась мне мысль, что отец, когда-то казавшийся мне идеальным, на самом деле обычный несовершенный и даже в чём-то грешный человек, поскандаливший с женой из-за сына от любовницы. Не то что бы я оправдывала его, просто весь эпицентр моей обиды пришёлся на наглого глиста. И ведь он-то явно всё знал, оттого и чувствовал себя таким безнаказанным. Может быть, он-то и шантажировал отца оглаской — ну не может быть, в самом-то деле, чтобы этот… приблудыш был отцу дороже меня!