Я ойкнула и открыла глаза, ощущая, как онемели слишком напряженные пальцы.
Свеча внутри светильника загорелась.
* * *
Раньше у меня не получался этот нехитрый фокус. Огненное чаровство считалось самым почётным среди других благих даров и говорило о благословении сонма божеств, но мы все до сих пор не были уверены, что я владею именно им — способность к чарам, наличие дара проявляется лет в шесть-семь — и нестабильно ещё в течение трёх-четырёх лет. Но сейчас мне некогда было радоваться или гордиться — комната за запертой дверью так и манила. Я медленно поднесла горящий светильник к скважине. Это же мой собственный дом, дом благородных Аделарда и Маристы Флорис, надежный, как военная крепость, так чего я боюсь? В закрытой комнате не могло находиться никого, кроме пары случайно залетевших стеклянных тальп, которые были докучливыми и настырными, но убивать их считалось дурной приметой: мелких крылатых тварей полагалось только отгонять засушенными лепестками герани, мяты и розмарина. Металл звякнул, ключ демонстративно нехотя провернулся в замке.
А вот дверь открылась бесшумно.
Одной свечи было явно мало, чтобы увидеть комнату целиком, но и так понятно, что здесь никого нет. Правда, защитные чехлы с мебели были сняты. И на столе у окна ни одного предмета. Стул, пустая, идеально ровно накрытая покрывалом кровать, закрытый шкаф. Я удовлетворила своё любопытство, можно возвращаться обратно в свою комнату, ложиться спать… плакать и переживать из-за ссоры родителей всё равно неожиданно расхотелось.
Я сделала шаг назад, спиной, по-прежнему испытывая какой-то странный подозрительный трепет по отношению к этой комнате — не зря Коссет всё время попрекала меня излишне богатым воображением! Напоследок окинула её взглядом ещё раз: ничего подозрительного, пусто… И вдруг что-то этакое блеснуло сбоку, я повернулась, ожидая нападения таинственной жути, и увидела незамеченный прежде, такой неуместный в пустой закрытой комнате предмет.
На низенькой тумбочке у кровати стоял цветочный горшок. Какое-то незнакомое мне растение, с толстыми широкими листьями и крупным тёмным цветком. Именно этот цветок вдруг замерцал россыпью синих огоньков — и погас.
Я опустила светильник на пол и подошла к цветку. Его тельце, по форме напоминавшее аденофору, казалось тяжёлым и бархатным на ощупь. Повинуясь какому-то внутреннему влечению, я протянула руку и погладила гладкий лист, коснулась мягкого лепестка, стебля… и отдёрнула руку, уколовшись о незамеченный в темноте острый шип. Сердитое пламя защекотало кончики пальцев под ногтями — и это тоже было в новинку.
Цветок как цветок, только светится. Я развернулась, стараясь не потерять контроль над неожиданно окрепшим пламенем и не спалить ничего ненароком. Надо ухо…
Свеча погасла, комната резко погрузилась в темноту, а я даже не вскрикнула, просто втянула воздух, со свистом и сипом. Потому что прямо за моей спиной стоял незнакомый человек — выше меня всего на какие-то полголовы, но от страха и слишком неожиданного перехода от мягкого сумрака к тьме мне показалось, что его бледное лицо сияет, а тёмные волосы колышутся, будто от ветра, которого здесь быть, разумеется, не могло.
Глава 2. Нежеланный сосед
Одна тысяча пятьсот пятый год, весна
Коссет читала мне перед сном разные книги, в том числе иногда и совсем не детские — возможно, тайком от мамы, позволяя себе иногда тоже интересоваться предметом чтения и получать удовольствие. Кажется, в глубине души эта суровая, даже угрюмая женщина сохранила островок романтичного восприятия действительности. Так, помимо довольно популярных историй о приключениях милых говорящих цветков на лесных полянах, шаловливых зверушек в лесах и прочей невинной и милой детской чепухи, порой я внимала байкам об оживающих по велению тёмных магов мертвецах, запретных магических ритуалах и прочей жути, столь милой противоречивому сердцу моей строгой гувернантки. Нередко герои и героини теряли сознание при виде очередного злокозненного монстра, их шевелюры вмиг становились белее мела, а заикание не могли излечить даже самые умелые знахарки.