А разве он для меня подходящий?
Не знаю. У меня нет ответа. Но сейчас Эймери стоит рядом, насторожённый, как окружённый собаками камышовый кот, и мне хочется стоять рядом с ним. Как бы то ни было, он уже не чужой мне человек, хотя я знаю о нём так мало.
— Хортенс, — очень мягко, вкрадчиво заговаривает отец, как будто у меня уже голова в петле, а кособокий стул подо мной качается. — Пойдём домой. Я понимаю, тебе просто стало интересно, мы с мамой не должны были превращать это неприятную историю в тайну. Мы действительно просто хотели оградить тебя. В твоей жизни не должно было быть ничего такого. Ты моя единственная дочь, я люблю тебя больше жизни. Пойдём.
— Если любишь, то сможешь принять мой выбор, — говорю я. — Каким бы он ни был.
У мамы перекашивается лицо.
— Хортенс, — тихо произносит Эймери, до этого момента молчавший. Осторожно вынимает свою руку из моей. — Хортенс, они правы. Уходи, пожалуйста. Я не должен был…
— Мы не договорили.
— Хорти, ты уже не ребёнок, — отец выдыхает и наконец-то делает шаг к нам. — Ты уже поняла, что этот молодой человек — сын моей давней знакомой…
— Твоей любовницы.
— Мне было всего двадцать, — отец досадливо пожимает плечами. — Она была красивая, остроумная, яркая и при этом такая… и сразу сказала, что замужество её не интересует. У неё были мужчины и до меня. Это была кратковременная, ни к чему не обязывающая связь. Мы расстались без взаимных обид. Я вскоре встретил твою маму, а она родила ребёнка. Не от меня! Конечно, нет. Спустя чуть больше десяти лет я получил письмо… Магриста, помолчи, ради всего святого! Я был упомянут в её завещании, меня не могли не уведомить. Из-за каких-то проволочек это случилось спустя полгода после смерти Амарет. Она просила в случае чего позаботиться о её сыне.
— Почему же именно тебя, если ты не имеешь к нему отношения?! — ядовито вставила мама.
— Потому что только я мог обратиться к его настоящему отцу, я тебе раз пять уже объяснял. Я забрал этого мальчика из… из заведения для сирот, где он находился на тот момент.
— Мог бы и не забирать. Если уж у него есть свой родной отец, это его дело, — мать только что капюшон на шее не раздувала, а я чувствовала себя её ценным змеиным яйцом. — А теперь это чудовище соблазнило нашу дочь, ничего не скажешь, благодарное отродье.
— Мама, никто меня не соблазнял!
— Молчи! — мать снова повысила голос. — Знает она всё, видите ли! Ничего ты не знаешь. А этот, такой же, как его мамаша-потаскуха! Яблоко от яблони! От осинки не родятся апельсинки!
— Магриста, заткнись, — резко оборвал её отец. Снова посмотрел на меня. — Выбор, Хорти? Да, я мог бы принять твой выбор, хотя, конечно, я хотел бы видеть рядом с тобой достойного и обеспеченного человека. Ты же прекрасно понимаешь, что одно дело, если неженатый мальёк проводит время с простой девушкой, и совсем другое, когда благородная незамужняя малье так себя компрометирует… Но дело даже не в происхождении, поверь. Ради твоего счастья я пошёл бы на всё, почти на всё. Он уже рассказал тебе о своём… даре?
— Рассказал. И я до сих пор не понимаю…
— Ты просто не видишь всей картины. Его дар очень опасен.
— Всегда была уверена, что человек управляет даром, а не наоборот.
— Да при чём здесь его дар?! — мать тоже выступила вперёд. — Он хочет поиграть с ней, а потом? Что нам потом с ней делать, а?
— Малье Флорис, я прошу вас… — Эймери выглядел очень бледным, и без того узкие черты лица ещё больше заострились. — Не надо…
— Не учи меня, отродье! — мама вдруг резко занесла руку, словно намереваясь ударить Эймери по щеке, а тот перехватил её руку, вероятно, инстинктивно, ухватил за тонкое запястье. Мать на секунду замерла, а потом вдруг взвизгнула, точно ладонь Эймери её обожгла. Отец схватил её за плечо и вытолкал из дому, хлопнул дверью. Посмотрел на меня. На Эймери — тот весь как-то ссутулился, сжался, разом став ниже.