— А ты всё такая же трусиха, малявка Хортенс, — насмешливый голос раздался откуда-то сверху, и я мигом забыла о червях.
Медленно-медленно, скользя взглядом по едва заметным трещинкам в белом камне стены, по густым зарослям бирюзового плюща, подняла голову — и увидела лохматую голову, высовывающуюся с четвертого этажа. Зажмурилась, пытаясь унять колотящееся сердце — и в то же время ощущая странное облегчение, даже ликование.
— Очень смешно! — выкрикнула я, стараясь, все же, не слишком шуметь. Сейчас, при свете солнца и в уже более "солидном" возрасте, мне уже совсем не хотелось, чтобы родители помешали нашему разговору. И одновременно с этим во мне опять забурлила злость.
Они его не выгнали! Он по-прежнему тут, по-хозяйски выглядывает из окна МОЕГО дома, да еще и обзывается! Глист!
— Испугаться до визга яблочных червей? Да, очень смешно, — мальчишка высунулся по пояс, и я мысленно пожелала ему свалиться в заросли колючей садовой розы.
— Так это твоих рук дело? — мысленно я поразилась и никак не могла припомнить, какой же из благих даров даёт способность увеличивать размеры животных. Но тут же постаралась сделать вид независимый и презрительный. — Тоже мне! Выскочка! Просто я… не ожидала.
Прицелилась в ближайшего червя и послала мысленный огонёк, самый большой из тех, на какие была пока способна. Червь вспыхнул и обуглился, трава рядом с ним потемнела, а у меня от перенапряжения заныла голова.
— Ну и кто из нас выскочка? Я всего лишь увеличил, а ты убила! — вихрастая голова вдруг спряталась, а я тупо смотрела на мёртвого червя. Вообще-то… Вреда от них нет никакого, они даже не кусаются, просто рыхлят землю и едят паданцы. Так что придурок с четвертого этажа прав, это был… нехороший поступок.
Я сердито потрясла головой. Паршиво себя чувствую я, а виноват — он! Это всё из-за него! Я подняла голову, чтобы высказаться напоследок по поводу трусливо убегающих дезертиров — кажется, так это называлось — и обомлела. Мальчишка сидел на подоконнике, свесив вниз длинные худые ноги в чёрных штанах, и явно примеривался к плющу, собираясь спуститься вниз.
— Эй, ты, чокнутый! — сдавленно позвала я. — А ну, стой! Я не буду тебя ловить!
— И не надо, лучше упасть в шиповник, — он повис на стене, а я зажмурилась.
Отчего-то мне совсем не хотелось услышать звук глухого удара тела о землю, но заткнуть ещё и уши означало снова нарваться на его издёвки, и я ограничилась глазами.
Что-то холодное, склизкое и одновременно мохнатое коснулось моей руки, и я опять взвизгнула. Открыла глаза.
Темноволосый глист-придурок, тонконосый и бледный, как несвежее умертвие, явно подросший с нашей последней встречи, но не ставший ни на каплю симпатичнее, стоял прямо передо мной и постукивал по моей ладони зеленой мерзостью.
— Хо-ортенс! — прогундосил он заунывным голосом. — Зачем ты сожгла заживо моего братишку?!
* * *
Подразнив меня исполинским яблочным червём, мальчишка потерял ко мне всяческий интерес и принялся собирать результаты своего странного чаровства, чтобы перекинуть их за ограду.
Надо было уйти, но я осталась. Разумеется, не для того, чтобы помочь: хотелось понаблюдать, с каким выражением на своём противном лице он будет брать червей в руки. К сожалению, никакого отвращения я не увидела.
— Чего вылупилась? — наконец, буркнул меня парень, а я хмыкнула:
— Очень надо. Гуляю, воздухом дышу, вот и всё. А ты, как всякое порядочное умертвие, бодрствуешь по ночам?
— Иногда бывает. Шла бы ты дышать на другую половину дома, малявка Хортенс.
— Где хочу, там и дышу!
— Ну, как знаешь.
И он снова наклонился за очередным червяком.
Вопросы буквально клубились у меня во рту, пришлось посильнее сцепить зубы: а ну как вырвутся дымом, пеплом и пламенем, словно у крылатого змея из легенд?
Кто он такой и почему так уверен, что родители накажут меня за знакомство с ним? Как он смог увеличить червей? И как его хотя бы зовут?
— Ну, давай, всего хорошего! — как ни в чём не бывало заявил глист и пошёл к стене. Ухватился рукой за стебель плюща — и мне опять захотелось зажмуриться. Он же высокий, хоть и тощий, рухнет, не иначе. Инстинктивно я протянула руку и потянула за ближайшую ветку — она хрустнула, как и положено ветке.