Аннет что-то выкрикивает и убегает, а Делайн остаётся стоять перед входом в общежитие. Чуть помедлив, я подхожу ближе и встаю рядом.
— Как ты с ней дружила столько лет, с такой нервной? — Делайн нисколько не удивлена моим появлением.
— Нормально, — пожимаю я плечами. — С ней было… весело.
— Могу себе представить! — фыркает Делайн. — Боюсь, у нас всё будет не очень весело. Надеюсь, она не задушит меня в кровати и не подсыплет в суп крысиного яду.
— Всё может быть… Лучше с Аннет не ссориться. Что ты ей сейчас сделала?
— Это не я, — Делайн понижает голос и вроде как колеблется. — Это он.
Она распахивает полы плаща, и я вскрикиваю, как и Аннет парой минут ранее. На груди у Делайн сидит небольшая коричневая крыса. Вероятно, ещё крысёныш. Живой!
— Гадость какая, ты с ума сошла!
— Тише, — Делайн запахивает плащ. — Я просто нашла его в саду и хотела выпустить за ограду. Лисса говорила, что тут уже разбросали отраву. Какие вы все грубые! Он такой милый.
— Да уж, — с трудом говорю я. — Милый сторожевой крыс. Защищает хозяйку.
— Жаль, но оставить его не получится, — Делайн печально вздыхает. — Но хотя бы не нарвётся на отраву.
Она подходит к ограде и — Стальная космея, как это развидеть?! — легонько целует крыса в лоб, прежде чем перебросить через неё.
— А… о чём вы с Аннет не договорили?
— Неважно, — в голос подруги возвращается былая беспечность. — Забудь. Ну, пошли?
И мы отправляемся в комнату. К нашему возращению Аннет уже лежала на кровати лицом к стене, закрывшись с головой одеялом, и делала вид, что спит.
Глава 28. Спасите, паразиты!
Привет, Эймери! В письмах полагается писать «дорогой», но мне не нравится это дурацкое обращение, отдающее чем-то рыночным. А кроме того…
Какая разница, как обращаться, если я всё равно не отправлю тебе это письмо? Во-первых, потому что понятия не имею, где ты сейчас живёшь, во-вторых, даже если бы и знала, лучше тебе меня забыть. Скорее всего, ты так и сделал. А я вот не могу избавиться от новой вредной привычки: по вечерам, лёжа в постели, мысленно рассказывать тебе о том, что произошло за день. Будь ты рядом, в этом не было бы необходимости: ты просто подержал бы меня за руку или рукав и всё узнал бы сам.
Но ты не рядом и рядом уже никогда не будешь, поэтому…
Каждый день в КИЛ — Клинической Идиотической Лечебнице, как шутят второкурсницы — приносит что-то новое. Сумасшедшие в меру преподаватели и сотрудники отрываются, кто как может: вчера библиотекарша заставила Сайтона сто раз написать «я никогда не буду мять книги» после того, как он случайно помял страницу, написать в воздухе, чтобы «не тратить на этого криворукого живодёра ценную бумагу и чернила», конец цитаты. Было весело, пока у Сайта не свело руку. Преподаватель по танцам заставляет нас танцевать со сшитыми из лоскутов набивными куклами-партнёрами, потому что так далеко свобода общения с противоположным полом у нас заходить не должна: танцевать с живыми мужчинами положено только на балах! И всё бы ничего, но малье Саванж требует, чтобы мы дали имена своим тряпичным танцорам и где-то раздобыли для них одежду — «а иначе неприлично»! Говорят, сама она тайком живёт с таким вот сшитым мальёком и совершенно счастлива: ни ссор, ни измен. Так что отныне я танцую с Жориком, он не наступает мне на ноги и вообще очень мил.
А что случилось сегодня!
— Ой, Хортенс, лучше тебе пока в комнату не ходить, — озабоченным шёпотом сказала Олви. Она стояла перед дверью нашей комнаты, и ее серебристые волосы топорщились в разные стороны.
— А что случилось? — удивилась я. Я возвращалась с ещё одного не самого любимого урока, официально именуемого "скульптура тела". Мои подруги демонстрировали куда более выдающиеся успехи по развитию физической культуры, всякой там гибкости и силы, так что мы с ними попали в разные группы. После занятия я устала, как полевая лошадь, и мечтала забраться на свою кровать под самым потолком и немножко расслабиться, скрутившись беспомощной баранкой. А тут ещё и в комнату не пускают!
Олви придирчиво огляделась по сторонам, как заправская шпионка.
— У нас там мальчики! — прошептала она, яростно артикулируя, словно я была глухой и могла читать только по губам. — Я тут на стреме стою. Чтобы никто из преподавателей или слуг не зашёл ненароком.