Думает, я специально задержалась? За семь лет брака мы еще ни разу не ссорились за завтраком. Мы вообще редко ссоримся. Но с недавних пор… Во мне крепнет чувство, что я его совсем не знаю.
– Должно быть, ты очень плохо себя чувствуешь, если даже новость о пополнении твоего банковского счета на миллион фунтов не заставила тебя улыбнуться. Тебе весь день худо? – Он участливо морщит лоб, заставляя мое сердце биться чаще. Я люблю каждую клеточку этой выразительной физиономии, включая серебристо-белый шрам на лбу – память о буйном детстве, когда он всех сводил с ума своими проделками (так мне рассказывали). Люблю эти светло-карие глаза и коротко подстриженные каштановые волосы, которые он не отваживается отращивать из-за их своеволия. Долю секунды я вижу не двадцатидевятилетнего мужчину, а того Эйдена, каким он был при нашем знакомстве, – семнадцатилетнего юношу, уже мнившего себя мужчиной. В те времена у него на груди было не больше двух волосков, не то что теперь, когда ему, на мой вкус, не помешала бы эпиляция. Не знаю, угадывает ли он мои мысли, – судя по улыбке, не исключено.
– То так, то сяк, – отвечаю я.
– Позвонила бы. Не люблю, когда ты за рулем в таком состоянии.
– В каком таком? – Я хмуро кошусь на него. Вдумываться в его слова – и то тяжкий труд.
Выражение озабоченности на его лице будит у меня воспоминание о сегодняшнем утре. Он был явно не в духе, метался из угла в угол, у меня было впечатление, что ему не терпится меня выпроводить. По неведомой причине его раздражало мое присутствие. Я спросила его, в чем дело, – только и всего.
– Ты еще спрашиваешь! Ты не всегда способна здраво рассуждать. Помнишь, как ты ударила машину об угол, заезжая в гараж?
Да, было дело, пять лет назад. Что ж, в тот день мне и вправду не стоило садиться за руль. Я забыла таблетки и не хотела никого утруждать.
Тошнотворные головные боли я унаследовала от отца, который все время предостерегал меня от стресса. Что толку от этих предупреждений? Разве хоть кто-нибудь способен его избежать?
Помню, как тогда вылезла из машины и потеряла сознание. Эйден нашел меня в коридоре на полу. На следующее утро он сказал, что я сильно его напугала, и взял с меня слово, что я больше не стану так рисковать.
Что ж, Эйдену, по крайней мере, не все равно, и это, что бы между нами ни происходило, немного утешает.
Сейчас он садится напротив меня со сконфуженным видом.
– Ханна не ошиблась, я перепроверил. Мы выиграли, Ферн.
Я сплетаю пальцы на горячей чашке и наслаждаюсь теплом, возвращающим меня к жизни. Таблетки от мигрени притупляют все чувства, отключают от действительности, создают целительную расплывчатость. Чуть не обжегшись, я отдергиваю руки и роняю их на колени. Сейчас это щекочущее ощущение в пальцах – благо, оно резко возвращает меня к жизни.
ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ДЕНЬГИ, почему-то всплывает у меня в голове. Никакие деньги не отменят перемены в Эйдене и моего страха, что он меня разлюбил.
– Теперь мы сможем выплатить закладную за дом. Погасим долги по кредиткам…
Он прикусывает язык. Судя по его тону и по выражению лица, он понимает, что я еще не до конца осознала происшедшее. Мой мозг сейчас не может правильно расшифровывать слова. Я тупо смотрю на него.
– Так… Чай делу не поможет, тебе надо поспать.
Он встает, сильные руки поднимают меня с кресла и несут к двери.
– Обещай, что больше не будешь так рисковать, глупышка. Может, ты и суперженщина, Ферн, но, подозреваю, даже тебе иногда полезно передохнуть. Всем нам иногда бывает нужна помощь, зачем рядом я, если не для этого?
Мне нужно было это услышать. О, как нужно! Нужны были его сильные руки, чувство облегчения, безопасности. Какое облегчение! Из меня, как из проколотого шарика, выходит воздух, я чувствую внутри пустоту и доверяюсь мужу. Моя опора никуда не делась.
Эйден опускает меня на кровать, помогает раздеться. Стоит мне почувствовать мягкие прохладные простыни, как я отключаюсь. Темнота как кокон, сейчас это именно то, что нужно.
2. Разве не все мечтают о выигрыше?
Джорджия смотрит на меня, поднеся к губам чашку с кофе, ее брови озабоченно сведены на переносице.