Раз! Два! — щелкают наручники.
Пузырь стоит согнувшись, широко расставив ноги. Жалкий Пузырь. Ничтожный. Дышит со свистом. Он похож на загнанного зверя.
Нет, не запоет он больше:
Вылезает на крышу Петр Семенович.
— Пошли…
Взглянул на Витю Петр Семенович, что-то хотел сказать и передумал.
— Пошли!
Потом они спускаются по лестнице. Во всех дверях — люди. Заспанные, удивленные, испуганные. Откуда узнали?..
— Посторонитесь, граждане! Прошу, посторонитесь!
Потом…
Во дворе уже солнце. И прохладные тени.
Репа… Откуда он возник?
Репа бросается к Вите.
— Предатель! Предатель! — рыжая челка упала на лоб. Глаз нет. Вместо глаз — ярость, ненависть, недоумение.
— Предатель!.. — Репу за руки держат незнакомые люди.
— Предатель…
— Репа! Репа!.. Я не предатель. Ведь он…
Происходит что-то неладное. Мелькает испуганное лицо папы. Освещенная солнцем стена дома сдвинулась и плывет мимо.
Быстрее, быстрее, быстрее! Рябит в глазах.
Кровь в висках — частыми толчками.
Кровь в висках: «Предатель, предатель, предатель…»
И Витя уже у себя в комнате. Папа укладывает его в кровать. Витя послушно раздевается.
— Папа, я не предатель… — шепчет он.
— Нет, сынок, нет… Поспи.
Витя закрывает глаза. Холодно. Немного знобит. Витя подтягивает одеяло к самым глазам. И летит в черную бездну. Бездна встречает его шепотом: «Предатель, предатель…»
А потом становится спокойно и тихо. И ничего не видно.
…Приснился сарай бабушки Нюры и Зорька.
Бабушка Нюра доила корову, молоко пенилось в подойнике. И Витя увидел то, что не замечал раньше; на стене висели хомут и дуга, выкрашенные в красное, а сбоку, в углу, лепилось гнездо ласточки.
«Странно, — подумал во сне Витя. — Наяву не видел, а во сне, — пожалуйста».
Потом ничего не снилось; потом пришел доктор, тот самый, что увез в больницу Катю. Резко запахло лекарствами. Витя почувствовал укол и ноющую боль в левой руке.
— Как, доктор? — спросила мама.
«Откуда она взялась?» — удивился во сне Витя.
— Ничего страшного, — сказал доктор. — Сильное нервное потрясение. Выспится и будет здоров.
— Пошли, Лида, — сказал папа. — Пусть спит.
Витя увидел острый нос «Альбатроса», который плавно погружался в темноту пещеры Летучих мышей.
Витя проснулся и почувствовал, что ему хорошо, что он здоров, что очень хочется есть.
Был день. Солнце просвечивало через спущенную штору.
Кто-то сидел рядом. Витя повернулся.
На него испуганно смотрел Репа.
— Репа!.. — прошептал Витя и все вспомнил. И мир потемнел вокруг.
— Витек, ты на меня не сердись, — заспешил Репа. — Ты прости меня, Витек. Ты правильно сделал. Я бы то же…
— Я не предатель? — спросил Витя, чувствуя, как тяжесть рушится вниз, и легкость, легкость наполняет его.
— Что ты! — замахал руками Репа. — Что ты… — И он стал смотреть в пол. — Это и для мамы хорошо…
— Почему? — прошептал Витя.
— Она его… Ну… любила… — еле слышно сказал Репа.
— Пузыря?..
— Да. Ничего я не мог сделать. Любила — и все.
«Славкина мать любила Пузыря… — потрясенно подумал Витя. — Да как же это так? Нет, совсем я не знаю, что такое любовь».
— Как же так, Репа?
— Ничего. Все к лучшему. Другого найдет. — Репа стал веселым. — Мама у меня еще молодая и красивая. Правда?
— Правда, Репа.
— Я ей уже платье подарил! — торжествующе сказал Репа.
— Вот молодец! Я своей маме на день рождения тоже что-нибудь подарю.
— Витек! А знаешь, сколько ты проспал?
— Сколько?
— Шестнадцать часов!
И мальчики стали хохотать. Им стало просто замечательно жить. Очень хороший друг у Вити Сметанина — Репа. Вот познакомить бы его с Вовкой и Катей. Только как это сделать?..
«Как там Катя? И как там все?» — вдруг подумал Витя.
Обедали все вместе, аппетит у Вити был отменный, даже Репа не мог с ним тягаться.
За обедом мама сказала (она приехала вчера с первой электричкой):
— Витя, может быть, ты хочешь остаться в городе? Витя чуть не захлебнулся компотом.
— Мам, да ты что! — только и мог вымолвить он. Папа удивленно посмотрел на маму. Папа — это же совершенно ясно! — все понимает.
После обеда снова стали собираться в дорогу.
24. Что значит быть человеком?
А в Жемчужине их ждали невероятные новости.
Приехали вечером, и сразу же примчался Вовка, потащил Витю на двор, на старые трухлявые бревна, где они обычно совещались и обсуждали свои дела.