Интересно, что на эту работу я пригласил несколько своих весьма шпанистых знакомых, приводивших в трепет весь район.
Одним из них был авторитетный Сережа Тикунов, громила с квадратной головой и столь же квадратной челюстью. Своим грозным видом он пресекал саму возможность хулиганских выходок в радиусе ста метров.
Умер Сережа, совсем недавно умер, за свою непростую криминальную жизнь растеряв здоровье и силу по тюрьмам и зонам. В роли секьюрити некоторое время выступал и впоследствии «ужасный» Отари Квантришвили, кстати, общаться с ним я продолжал до самой его смерти от пуль киллера.
Встречаясь впоследствии со многими нынешними кумирами эстрады, я неожиданно узнавал, что когда-то и они посещали наши концерты, и аплодировали, и завидовали. И тоже решались вступить на этот очень непростой путь. Последнее открытие – Стас Намин – в те годы 16-летний юнец, тоже, оказывается, наш «болельщик». Говорит, здорово было, нравилось.
К началу 1968 года состав команды изменился. Ушел Сиротский, Тимашова за барабанами сменил Виктор Иванов. В конце 1968 года «Сокол» имел уже собственную концертную программу из двух отделений, большая часть песен была написана Ермаковым и Гончаруком на русском языке. Популярность группы объяснялась еще и тем, что она первой в Москве начала экспериментировать со светомузыкой. При этом практически вся аппаратура в те времена была самодельной, а ее проблемы решались стихийно-романтически.
Например, мы узнали, что в Казани продаются немецкие электрогитары, собрали деньги, снарядили барабанщика, он съездил, привез. У Игоря Гончарука была чешская акустическая шестиструнка – переделали ее на четырехструнку, поставили датчик, появилась бас-гитара. Динамики иногда мы собирали сами, у «Сокола» был свой радиоинженер, который всем этим занимался. Детали доставали отовсюду, откуда было возможно… Корпуса для акустики по чертежам изготовлялись на Войковской в мебельном цехе, сама же акустика производилась на Аэропорте в каком-то институте.
В 1967 группа записала музыку к очень известному мультфильму Хитрука «Фильм, фильм, фильм», причем вокальную партию исполнял Леня Бергер, ныне проживающий в Австралии. Как-то Пугачева его пригласила на свои «Рождественские встречи», тогда мы и свиделись. По-моему, они вместе с Аллой учились. Эта музыка считается визитной карточкой ансамбля, так как других его записей практически не осталось. Хотя нет, был еще фильм «Мне двадцать лет», второе название «Простые парни», который тоже частично озвучивался нами. Наверное, у кого-то записи «Соколов» остались на катушках, но у меня с этим в фонотеке пробел.
Мы – профессионалы!
Выход «Соколов» на профессиональную сцену связан с именем Альберта Баяджана, известного в те годы концертной программой «Песни народов мира». Он предложил нам роль сопровождающей аккомпанирующей группы, и мы с радостью согласились. Это была уникальная возможность преодолеть аттестацию и начать легально зарабатывать. Очень прельщала обещанная возможность исполнять наши собственные песни в паузах концертных отделений. Единственное, что удивляло и настораживало Альберта, это наше название, оно почему-то ассоциировалось в его мозгу со станциями метро: «А почему не “Динамо” или “Аэропорт”?». Пришлось объяснить, что ведь и птица такая есть. Но название отстоять не удалось, и для афиш мы стали называться «Серебряные струны». Несколько месяцев продолжался бурный репетиционный период, с утра до вечера, без суббот и воскресений. Уровень игры требовался высокий, в комиссии сидели весьма дотошные профи, которые могли зарубить практически за одну неверную гармонию, за одну «киксу». Думаю, квалификацию прошли бы далеко не все из нынешних музыкантов, избалованных имитацией игры под фанеру. Экзамен мы сдавали в Управлении культуры, сильно волновались, но все закончилось успешно, музыканты получили квалификацию и тарифные ставки. Было это в марте 1967-го, в год 50-летия СССР. И вскоре новое название «Сокол» начало красоваться на афишах под надписью «Поет заслуженный артист Абхазской ССР Альберт Баяджан».
Сам Баяджан был весьма забавным типом, известным не только хорошим сильным голосом, но и громкими скандалами. Грузинский армянин, начинал он вокалистом в эстрадно-джазовом оркестре Сергея Игнатьевича Грознера. К своей нации он относился без особого восторга, в полушутку просил считать себя евреем. Помимо многочисленных музыкальных присказок Баяджан привнес в наш разговор и особый эстрадный сленг: барабан – «сиськи», играть – «лабать» и другие слова-заменители. Баяджан был весьма брезгливым товарищем, в ресторанах нередко рассматривал стаканы на свет на предмет чистоты, недовольно изучал пятна на скатертях и скопления тараканов в углах. Неудовлетворенность чистотой он выражал громогласно, в том числе и не особо цензурно. Мытье рук в исполнении Баяджана превращалось в длительную процедуру, над которой мы посмеивались: он надолго запирался в туалетной комнате, переводя по полкуска мыла, иногда параллельно исполняя что-нибудь из репертуара. Помыв же с утра руки, он в течение дня никому их не подавал и не пожимал протянутой, чем многих настраивал против себя. Не каждому же объяснишь, что это в интересах личной гигиены! И при этом чистоплюйстве Альберт иногда мог подсесть к какой-нибудь зачуханной цыганке и долго держать свою ладонь в ее руках, пока та расшифровывала хитросплетения его судьбы.