Определенно, вдова Кислингера не знала ни об этом "Порше", ни о том, чем занимался ее муж после посещения благотворительных мероприятий. Эвелин узнает об этом.
Изнутри ночной клуб выглядел лучше, чем снаружи - так называемая ставка "своих людей», у которых было слишком много денег в кармане. Самый дешевый спиртной напиток стоил здесь пятнадцать евро. То, что такой клуб разместился как раз в этом районе, могло заключаться только в дешевой аренде.
Сейчас, в десять часов вечера, навес еще не был задымлен сигаретным дымом. Заведение, наверное, посетят только через несколько часов. Эвелин подошла к бару, заняла место на табуретке и заказала "Дайкири". Когда бармен подошел, она подозвала его ближе.
- Снаружи парень в костюме шатается среди машин, - крикнула она, перекрикивая грохот колонок.
Лысый парень, в эспаньелке, пирсингом в губе и сетью татуировок на шее, оперся на прилавок.
- Это Руди. В это время он, по большей части, здесь. Постоянный клиент.
- Он сильно перебрал.
- Дважды в неделю он напивается от своей душевной подавленности. Синдром хронической усталости, семейные сцены, банкротство фирмы, выплата элементов бывшей... Всегда одно и то же. Он к вам приставал?
Эвелин не ответила.
- Он никому не делает зла, ему просто нужно с кем-то поговорить.
У Эвелин было впечатление, что душевная подавленность Руди хотела от нее чего-то другого. Она попыталась его забыть.
- Вы работали в субботу две недели назад? - спросила она.
- Да, черт возьми. Я здесь каждую ночь.
Она подвинула к нему по столу папку с аутопсией Кислингера. Лысый вопросительно на нее посмотрел.
- Откройте папку, - попросила она.
Бармен помедлил, затем открыл документ и уставился на разбухшее лицо Кислингера, которое под светом неоновой лампы на столе для аутопсии выглядело бледным, как будто тот застрял в шахте на недели. Рядом с фотографией лежала купюра в сто евро.
- Вы знаете этого мужчину? - спросила Эвелин.
Бармен отодвинул купюру.
- Имени не знаю.
- Не имеет значения. Вы его знаете?
- Время от времени он находится здесь.
- Бывал здесь время от времени, -поправила его Эвелин. - Отставной педиатр. Он тоже приходил две недели назад?
Когда второй бармен с пустым подносом вышел за прилавок, лысый стянул купюру и захлопнул папку.
- Вы из полиции?
- Я так выгляжу?
Он осмотрел ее, потом неожиданно ухмыльнулся.
- С такими рыже-коричневыми глазами? Нет, вы слишком красивая.
Эвелин почувствовала, как к голове прилил жар. У нее не было проблем с бродягами, уголовными преступниками или наркоманами, и также не было, если она ехала ночью в метро по городу, но она никогда еще не смогла справиться с комплиментами такого рода.
- Так мужчина был здесь или нет?
- Он был здесь. - Лысый посмотрел в конец стойки. - Он сидел в той нише и беседовал со стройной блондинкой, потискал малышку немного, но потом рассчитался и ушел.
- А женщина?
Лысый пожал плечами.
- Наверное, нашла другого фраера.
Неожиданно Эвелин подумала о пьяном постоянном клиенте, который на коленях ползал перед "Порше". На четвереньках! Вот оно!
- Сколько бокалов выпил педиатр? - взволнованно спросила она.
- Несколько стаканов
- Насколько много?
- Я не веду статистику.
- Подумайте, - настаивала она.
Лысый скривился.
- Он заправился достаточно, бутылка шампанского, по меньшей мере.
В отчете о вскрытии говорилось, что Кислингер был пьян, поэтому коронер и чиновники уголовной полиции, вероятно, полагали, что на благотворительном вечере он опрокинул несколько бокалов шампанского или вина, затем пошел к следующей остановке метро, и споткнулся на якобы неосторожно закрепленном ограждении.
Правда выглядела совершенно по-другому. Душевная подавленность Руди неожиданно толкнула ее на правильный след. Эвелин почти залпом выпила "Дайкири", заплатила за него и положила на прилавок дополнительную купюру. Лысый бросил взгляд на деньги и вопросительно поднял бровь.
- В следующий раз пригласите Руди на крепкий кофе, прежде чем он покинет бар - я перед ним в долгу.