Выбрать главу

Ольга Григорьева

Летоход

Старые игрушки

Наверное, тех лет не будет лучше — Мальчишки с нами, молода сама… Перебираю старые игрушки: Машинки, куклы, лодочки, дома… Их оживляли детские ладошки, Им придавая ценность, вес и смысл. И ничего, что нет хвоста у кошки, А старый клоун одноглаз и лыс. Не знаю, право, что мне с ними делать. Мне жалко их, но захламляют дом… Все выбросить? Или отдать соседям? Или оставить внукам — на потом? …Теряются наивность, свежесть, резкость, Пустеет жизни детский уголок. Когда из мира исчезает детскость, Становится он скучен и жесток. Как будто Тот, кто в нас вселяет души, Дарует разум, сводит ли с ума — Перебирает старые игрушки: Людей, машины, лодочки, дома…

Овечкино

Что ты всё про высшее да вечное, В паузах о трудностях бубня… Жил бы ты на станции Овечкино, Я бы посмотрела на тебя!
Утром печь топить, почти остывшую, А потом — на речку, за водой. А сугробы, друг мой, вровень с крышами — Ты сперва калиточку отрой!
Лес шумит вокруг — сосновый, лиственный, И закаты — чудо хороши! А вопрос стоит один, единственный: Как по-человечески прожить.
Если есть на свете что-то вечное, Было и останется вовек — Это снег на станции Овечкино, Тихий, мерно падающий снег.
Ехать-то тут всего… Сущая дребедень: Перетерпеть ночь да пережить день. Душу открыть тому, кто посмотрел в глаза. Ближнему своему главное досказать. Ехать-то тут всего… Как же, Марин, суметь Перетерпеть жизнь И пережить смерть?

Электричка

Разноцветные реют флажки, Снова празднует что-то столица… Электричка «Москва-Петушки» Подмосковьем предутренним мчится. Пусть дорога знакома вполне, Убежать на природу так славно! И мелькают платформы в окне: «Серп и молот», Кусково, Купавна… Если где-то сидят больше двух, То, конечно, сидят с интересом. И летит Ерофеева дух Над осенним божественным лесом. Нет покоя ему никогда, Всё-то он, горемычный, летает… Днём и ночью шумят поезда, Тишину, словно ткань, разрывают. То не шпалы — бессмертья стежки. Упокойся, душа, без сомнений. Электричка Москва-Петушки — Вечный памятник водке и Вене.

Переводчик

С головой накрывает невидимая волна И не важен убогий быт или свет тусклый, Ведь поэзия — перевод с Божественного на Русский.
Кто впервые сказал об этом — Бог весть. Может, это умная мысль, может — ересь. Но пока хоть один переводчик на свете есть, Человечество не погибнет, Надеюсь.
Слушай Голос, и не придумывай ничего. Разбирай слова, учись, доходи до сути. И не мни себя автором. Все мы только Его Слуги.
Но когда однажды, рассекая веслом волну, Увозя меня в никуда, седой перевозчик Будет требовать плату, я ему протяну Пару строчек.
А жизнь была — горой крутой И кружкой пенной браги… Цепляюсь каждой запятой За белый лист бумаги. Крючком, значком — за белый лёд, За белый свет цепляюсь. И каждый миг, и каждый год — Прощаюсь и — рождаюсь!

В автобусе ночном

«О, русская земля…»

(«Слово о полку Игореве»)
«О, русская земля, уже ты за холмом…» В автобусе ночном не дремлется, не спится. Здесь, за границей — кров. Здесь, за границей — дом. Здесь жизнь мою навек пересекла граница. О, русская земля, ты мне родная мать, Но горечь и печаль намешаны с любовью… Как ты легко смогла детей своих отдать И быстро позабыть оставленных тобою. Князь Игорь не придёт… О, русская земля! Удельные князьки вершат дела поныне. Не знаю я теперь, где Родина моя. Мне всё равно, где жить. Я всюду на чужбине. И там, где сердцу быть, стоит горячий ком. Но паспорт погранцу я отдаю послушно. О, русская земля, уже ты за холмом… Всё так же велика. И так же равнодушна.