Телефонист все крутил и крутил ручку аппарата, с надеждою, хрипло кричал в трубку:
– Ало, ало!..
Но телефон молчал.
Связисты, которые отправились на исправление линии, не возвращались. Вскоре связь с заставами и комендатурами снова заработала. Курзанов приказал привести все подразделения в боевую готовность, занять оборонительные позиции, а тринадцатой заставе подготовить средства для поджога и взрыва моста через Буг.
А самолеты все летели и летели. С неба в открытое окно доносился басистый, непрерывно надрывный мощный гул. Фашистские летчики, уверенные в своей безнаказанности, двигались боевым строем с зажженными бортовыми огнями, и по ночному темному небу, усеянному звездами, на восток летели и летели светящиеся точки, видны были четкие силуэты машин, под крыльями которых и в бомбовых отсеках таился смертельный груз.
– Сейчас наши их встретят, – услышал Закомолдин за своей спиной бодрый голос комиссара, – дадут прикурить! Поглядим, как будут улепетывать.
Тревожное сообщение поступило от соседей с юга. Пограничный отряд номер семнадцать на радио передал, что заставы подверглись артиллерийскому и минометному обстрелу, атакованы самолетами, которые бомбят Брестскую крепость, город и укрепленные районы. И еще, что гитлеровцы сняли часовых, захватили железнодорожный мост и на нашу территорию прошел немецкий бронепоезд, открыв огонь по крепости и вокзалу... Захвачен автотранспортный мост у Страдич и по нему двинулись танки...
– Неужели война? – невольно вырвалось у телефониста, и в его голосе прозвучало искреннее недоумение вместе с болью и негодованием. – Мне ж через неделю демобилизоваться... Как же так, а?
– Это провокация, – сухо и твердо ответил комиссар. – Крупная провокация. Японцы на озере Хасан тоже лезли с танками и самолетами, да получили по зубам и успокоились. Теперь фашистам неймется.
И тут посыпались тревожные сообщения из всех линейных застав, комендатур, резервных застав, укрепленных линий: их нещадно бомбят, обстреливают артиллерийским и минометным огнем и атакуют превосходящие силы противника... Сергей взглянул на свои именные часы и на круглые настенные: и его и те показывали одинаковое время – четыре часа ровно. И с беспечной мальчишеской радостью Закомолдин улыбнулся – наконец-то, и на его долю выпало военное счастье, предстоит участвовать в боевых действиях, может быть и крупных, и есть возможность отличиться, проявить себя. До этого дня ему, Сергею, казалось, что он родился слишком поздно, что главные боевые события произошли без него, ведь и война с японцами на озере Хасан и в Монголии, и война с белофиннами, освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину произошли без его личного участия. А тут теперь такое разворачивается, что только не зевай! И еще подумал о том, что ему действительно выпало счастье, если он в эти дни находится здесь, на Западной границе... И эта мальчишеская радость отражалась на его лице, покрытом легким загаром, и тихо светилась в глазах. Он преданно смотрел на командира пограничного отряда, готовый по первому его слову броситься выполнять любое приказание. Опасность не пугала, Сергей сам стремился ей навстречу. Ему не верилось, что началась война. Он почему-то был уверен, что боевые действия долго не продлятся, что скоро наше правительство все уладит и на границе настанет тишина.
Над штабом послышался нарастающий рев пикирующего самолета, донесся пронзительный свист, и в военном городке, одна за другой, начали рваться бомбы... А в ответ гулко забухали зенитные пушки, застучали крупнокалиберные зенитные пулеметы...
Связь прекратилась. Несмотря на все старания, майору не удалось связаться ни с округом, ни с командованием соединений Красной Армии, ни с областными советскими и партийными организациями. Тогда Курзанов приказал радисту передавать открытым текстом по волне, установленной для погранотряда, короткую телеграмму:
«Всем, Всем, Всем! Германия начала военные действия. Начальник отряда майор Курзанов».
Закомолдин сел удобнее, опираясь спиной на ствол сосны. С неприязнью глянул на свои хромовые командирские сапоги, запыленные, в ошметках засохшей грязи. А еще недавно они блестели, как зеркало, начищенные, отполированные суконкой. Провел ладонью по щекам, ощущая жесткую колкость. Вспомнил, что брился последний раз четыре дня тому назад, в короткие передышки между боями, в подвале казармы при свете огарка. Мельком отметил, что внешний вид у него явно не командирский, но это его не затронуло. Проскользнуло мимо сознания, машинально зафиксировал, как факт, и все. С досадной тревогой подумал о другом. И эта тревога отбросила все иные мысли. Как же они беспечно провели ночь? Сергей ругнул себя последними словами. Лейтенант, да еще пограничник! А не выполнил элементарных уставных требований: не выставил караул, не назначил дежурных. А если бы немцы вздумали их преследовать, тогда что? Перебили бы сонных, как куропаток...