Военный борт приближается к месту дислокации ОМБ на крейсерской скорости, пилоты ведут машину низко над землей, едва не задевая брюхом за вершины сосен. Вертолет буквально падает на пустырь, взметая винтом густое облако пыли и пепла. Кувыркаясь и переворачиваясь, летят в мутном вихре куски фанеры, полусгоревшие кресты с могил, обнажаются крышки гнилых гробов. Машина грузно садится, вгоняя колеса шасси в прах чуть не до половины. Пилоты не выключают двигатели, высадка единственного пассажира не займет много времени. Распахивается боковая дверка, падает аппарель, выглядывает голова в летном шлеме. Пассажир в полевой военной форме, с раздутой сумкой в руке спрыгивает на землю, игнорируя ступени. Второй пилот одобрительно поднимает большой палец, пассажир машет рукой на прощание. Аппарель исчезает в брюхе вертолета, дверца захлопывается, двигатель рвет воздух в клочья. Машина идет вверх и вперед, наклонив нос, словно бык, воздушный поток вырывает кусты с корнем, черные головни с пожарища летят вороньей стаей. Пассажир поднимают капюшон куртки, поспешно идет по направлению к костелу.
Католический храм похож на кинотеатр. Громадный зал, ряды лавок, кафедра с религиозными атрибутами, только вместо фильма проповедь пастора. Прихожане слушают, проникаются важностью момента, вспоминают грехи и каются. Во всяком случае, так задумывалось, но грешников становилось все больше. Массивная, в полтора человеческих роста дверь иссечена осколками, пробита пулями в нескольких местах. Роль дверной ручки исполняет кусок водопроводной трубы, криво согнутой гусеницей танка. Часового у входа нет, а в церкви располагается личный состав. Знаменский опускает взгляд, рука касается рукоятки пистолета, губы беззвучно шевелятся – умеющий читать по губам понял бы, что зачитывается смертный приговор. Дверь поддается легко, без скрипа. Внутри храма полумрак и тишина, воздух насыщен запахами нестиранных носков, порохового дыма и тлеющего табака. Оконные проемы забиты досками, свет серого дня проникает внутрь мутными лучами. На полу, среди вороха вещей сидят и лежат “военные”. Одни спят, другие дремлют, третьи играют в карты или что-то смотрят в планшетах. Оружие и амуниция валяются как попало. На лице Знаменского появляется понимающая улыбка – именно такого он и ожидал. Офицер неторопливо ставит сумку в уголок, снимает куртку. Камуфляжная форма слегка топорщится от бронекостюма скрытого ношения, из кобуры торчит рукоять автоматического пистолета, в боковом кармане прячется граната. Знаменский идет по залу, внимательно глядя по сторонам. Солдаты тоже замечают новичка. В полумраке трудно разглядеть знаки различия, но по золотому канту на козырьке понятно, что это старший офицер.
– И хто ета? – слышится дурашливый голос.
– Я разрешил тебе отрыть пасть, солдат? – рычит Знаменский, продолжая идти.
Сказано нарочито громко, чтобы слышно было даже в самых дальних углах. Казарма оживает – прекращается игра в карты, планшеты откладываются, некоторые солдаты встают, чтобы лучше видеть неизвестного наглеца, который посмел ТАК ответить заслуженному ветерану боев.
– Ну не х… – начинает было произносить положенную в таком случае фразу “шутник”, резкий голос обрывает на полуслове:
– Замолкни!
Из полумрака к Знаменскому подходит военнослужащий в солдатском обмундировании с погонами младшего лейтенанта. Мужчина не молод, возраст далеко за пятьдесят, короткие волосы блестят сединой. Взгляд карих глаз “цепляется” за погоны, на лице появляется выражение настороженности.
– Старшина Тимофеев, исполняю обязанности командира подразделения, – представляется военнослужащий. - Цель вашего прибытия, товарищ майор!
– Ваше подразделение преобразовано в отдельную воинскую часть. Я, майор Знаменский, назначен командиром. Приказ о назначении, мои документы.
Старшина внимательно читает бумаги.
– Волохов, ко мне! – командует он.
К офицеру подскакивает шустрый белобрысый солдатик, прижимая к груди плоскую коробку компьютера.
– Проверь почту!
Крышка аппарата спецсвязи откидывается, экран загорается зеленоватым светом, появляется и исчезает заставка с изображением государственного герба, оставив после себя белую полоску для ввода шифра. Связист со скоростью пулемета вводит цифро-буквенный код, поочередно прикладывает все десять пальцев к окошку сканера, громко и четко считает до трех в микрофон. Показывается интерфейс военного ведомства. Связист набирает шифр штаба армии.
– Готово!
– Приказ №1310 от 16…
Пока идет проверка документов, Знаменский осматривается. В храме не более двух десятков солдат, остальные неизвестно где. В дальней части храма, вокруг алтаря расположились игроки в карты, видны согнутые спины, доносятся голоса. Судя по всему, турнир по карточной игре в разгаре.
– Все верно, товарищ майор! – произносит старшина, возвращая документы. – Здравия желаю. С прибытием!
– Благодарю. Как вас зовут, товарищ старшина?
– Тимофеев Василий Николаевич.
– Василий Николаевич, соберите весь личный состав. Построение через десять минут, форма одежды зимняя полевая, с оружием в любом удобном месте рядом с храмом.
– Есть! Строится, батальон! Командиры рот, собрать людей! – приказывает Тимофеев.
Под сводами храма голос звучит громко, игроки за алтарем не могли не слышать. Однако никто даже не повернул головы. Солдаты это заметили, некоторые стали с любопытством поглядывать на новенького – как, мол, он? Сделает вид, что не заметил или?
– Или! – тихо произнес Знаменский.
Он идет по залу, не глядя по сторонам, чувствуя, как стихает шум за спиной, ощущая затылком взгляды солдат. В наступившей шаги гремят, словно по молельному залу ступает рыцарский конь в доспехах. Картежники безусловно слышали команду, некоторые украдкой оглядывались и видели старшего офицера, который направляется к ним, но все сделали вид, будто это их не касается. Что ж, среди солдат всегда находятся те, кто хочет проверить нового командира на излом.
За импровизированным столом, лицом к залу, сидит “бугор”, то есть негласный лидер. Взгляд тяжел, движения замедленны, голос подчеркнуто тих и спокоен. Кружка пива источает запах крепкой мочи, пепельница полна окурков. Мужик раскормлен, как кабан на убой, стриженная наголо голова блестит теплым потом, мясистое лицо покрыто выбоинами, как после оспы - то ли осколками гранаты посекло, то ли каменной крошкой, выбитой крупнокалиберной пулей. Полевая форма выстирана и тщательно выглажена, хоть сейчас на строевой смотр. Не отрывая взгляда от карт, “атаман” ледяным голосом спрашивает: