– Вам что-то нужно, майор?
Остальные делают вид, что увлечены игрой, ничего не произошло и вообще вокруг вакуум. Знаменский идет, не говоря ни слова. Сидящий спиной солдат начинает поворачивать голову, тело движется следом, он оказывается вполоборота, одна нога выставлена, другая упирается в основание алтаря. Железные – в буквальном смысле! – пальцы правой руки майора смыкаются на шее солдата, пальцы левой сжимают выставленное колено. Рывок и орущий от боли солдат летит через алтарь прямо на “атамана”, сгребая карты, деньги и все, что есть на столе. “Бугор” оказался шустр, ловко уворачивается, только пиво проливается на штаны. Не останавливаясь, Знаменский хватает край алтаря, чуть слышно воют сервомоторы бронекостюма, громко хрустит основание алтаря и массивная столешница падает на пол, едва не расплющив ноги ошалевшему от такой наглости “бугру”. В руке майора появляется граната. Вытяжное кольцо падает на пол, пальцы разжимаются, граната падает за столешницу, прямо под ноги “бугру”, на лету отстреливая предохранительную чеку. Все происходит очень быстро, полторы-две секунды и все, кто был в церкви, неподвижно наблюдали за происходящим, будто оледенелые. Оглушительный, словно выстрел в упор, хлопок капсюля детонатора гранаты предельно ясно сообщает, что взрыв будет через три с половиной секунды. Бывалому солдату не требуется давать никакой дополнительной команды, он и так знает, что именно на эти три секунды остается жизни. И, если хочешь продлить ее, падай в любую яму, трещину или вмятину, даже если она до краев наполнена свежим, дымящимся и мягким, как перина, дерьмом!
Компания картежников бросается прямо в перегородку, отделяющую молельный зал от комнаты священников. Головы, словно пушечные ядра, пробивают гипсокартонную стену, на плечах застревают куски обшивки, будто крылья ангельские, пылевые нимбы окутывают затылки. За секунду исчезают все, кто играл в карты, словно сжались до размера молекулы и протиснулись через атомы кирпичной кладки. Солдаты, наблюдавшие за все происходящим из молельного зала, падают на пол, закрывая головы вещевыми мешками, куртками и всем, что под руку попадется. Знаменский лишь поворачивается спиной, наклоняя голову так, чтобы воротник бронекостюма закрыл затылок. Тотчас гремит взрыв, столешница разлетается вдребезги, с потолка сыплется штукатурка, осыпаются куски стекла из оконных проемов. Лежащие на полу солдаты приподнимают головы, взгляды устремляются на майора. Знаменский уже выпрямился, стоит лицом к алтарю, в правой руке пистолет. Громким голосом майор произносит:
– Я не повторяю приказы дважды! За неисполнение приказа командира в военное время военнослужащий подлежит расстрелу на месте!
В наступившей тишине слышен тихий щелчок – пистолет снят с предохранителя. Солдаты с пола обалдело смотрят на спину командира, которая исполосована осколками гранаты – а ему хоть бы что! И крови нет! Из-за перегородки выглядывает “бугор”, лицо белое, в глазах ужас, из рассеченной брови бежит кровь, заливая шею и воротник.
– Все, командир, все!!! – хрипит он не своим голосом. – Мы идем!
Словно испуганные мыши, картежники бегут вон из церкви, на ходу хватая вещи и оружие. Круглый глаза дульного среза глядит в затылок “бугра”, палец майора лежит на спусковом крючке. Знаменский убирает пистолет лишь тогда, когда в церкви не остается никого. Расстояние от алтаря до выхода составляет метров тридцать, пройти можно за секунд за сорок. Майор идет неспешно, давая возможность построить остатки батальона. На выходе из церкви солнце полоснуло в глаза, свежий ветер обдал лицо запахом талого снега и воды. Строй солдат замер перед церковной оградой, солдаты стоят «не дыша», взгляды всех прикованы к новому командиру.
– Батальон, смирно!
– Вольно! Все люди, товарищ Тимофеев? – спрашивает Знаменский.
– Так точно, товарищ майор!
Знаменский выходит на середину строя, окидывает взглядом первый ряд. Солдаты одеты кое-как, куртки у многих порваны, штаны заляпаны грязью, у некоторых даже нет головных уборов. Это поправимо. Главное, что все с оружием, в глазах нет тоски. Только удивление, что новый командир такой безбашенный.
– Итак, я ваш командир, майор Знаменский Валерий Николаевич. Батальон приказом командующего …
Знаменский говорит и идет вдоль строя, всматриваясь в лица солдат. Первое впечатление не всегда обманчиво, иного можно точно определить по глазам, не зря же говорят, что глаза зеркало души. Правая рука опускается в карман. Там ничего нет, просто дурная привычка, от которой трудно избавиться, но нужно, ибо прохаживаться перед строем руки в карманы нельзя. Кто-то из солдат вполголоса произносит:
– Рука-то в кармане! Может, граната?
И пошло гулять по рядам последнее слово! Никто уже и не вслушивался в то, о чем говорит командир, а он не просто так болтал, а рассказывал об укомплектовании людьми, техникой и новым оружием. Это мелочи! Главное – новый командир не расстается с гранатами, причем уже снятыми с предохранителя. Чуть что не так – сунет тебе в штаны и через три секунды яйца взлетят до небес. Знаменский доводил положенную служебную информацию до личного состава и не замечал, как бледнеют лица солдат, когда он приближается. И как быстро застегиваются на все пуговицы и крючки, как приглаживают складки на обмундировании и поправляют оружие, когда он отдаляется.
– … неделя! По истечении этого срока часть передислоцируется на линию бывшей границы Польши. Далее по обстановке и в соответствии с приказом командования, – произносит Знаменский, возвратившись на середину строя. Взгляд бежит по лицам солдат, на доли секунды останавливаясь то на плохо вычищенном оружии, то на изодранном обмундировании, то на торчащих из-под головных уборов вихрах.
– Василий Николаевич, – обращается Знаменский к старшине, – следует выполнить ряд мероприятий. Первое – назначит охранение. Второе – чистка оружия, сорок минут времени. Третье…
Знаменский вернулся в храм, когда день потух и наступили сумерки. У входа встретил часовой. Оружие вычищено, одежда приведена в порядок, бронежилет подогнан, радиостанция в шлеме исправна, тактические очки работают в режим целеуказания и контроля обстановки. Да и сам часовой не торчит у дверей, как истукан, скрытно расположен в нише. Обернувшись, Знаменский замечает парный патруль, обходящий здание по периметру. Порядок был и внутри – спальные мешки разложены по полу в две линии, оружие солдаты держат в положении за спину, никто не курит и не играет в карты. Горят аккумуляторные фонари, люди заняты ремонтом обмундирования, воздух наполнен запахами недавнего ужина. Картина налаженного солдатского быта любого командира приводит в состояние спокойствия и уверенности в будущем. “Отлично! – подумал Знаменский. – Вот теперь можно подумать и о себе.” Все время, пока люди приводили себя в порядок, он был занять тем, что зашивал дыры на куртке, а потом выковыривал мелкие осколки гранаты из сочленений брони.