– И что? Делаю заказ?
– Зависит от операционной системы. На кабацком столе делают заказы. С военного планшета выходили в сеть, устанавливали видеосвязь, просматривали спутниковые карты, проверяли наряды и посты, следили за боем и корректировали огонь… много чего можно было делать, товарищ капитан! – смеется поручик.
– Умничать будешь в дозоре, старлей, - ворчит капитан. - Вот суну вне очереди, чтоб служба медом не казалась.
– Вот так говорить правду начальству в глаза. М-да, – притворно загрустил поручик. – Все хотят грубой, ничем не прикрытой лести.
Капитан смеется, так называемый “планшет” ярко светит экраном, буквы увеличиваются.
– Ладно, рассказывай дальше.
– В процессе технологической эволюции планшеты стали тонкими, как бумага. Избавились от неуклюжих аккумуляторов и хрупких стеклянных экранов. Они берут энергию от солнца, от тепла человеческих рук – да вообще от всего, что греет или светит. Экраном стала поверхность с обеих сторон. Управление касанием. Ввод текста остался прежним, с помощью виртуальной клавиатуры.
– И где она здесь? – спросил капитан, вертя планшет в руках. – Может, потрясти?
– Дайте мне посмотреть, товарищ начальник. А то вы от нетерпения рукояткой пистолета бить начнете, – подкалывает поручик.
– Возьмите, товарищ ученый, – съехидничал капитан. – Нас в военных институтах не обучали, как обращаться с музейными экспонатами.
Старлей несколько раз ткнул пальцами, потер уголки. Взгляд покрасневших от недосыпания глаз внимательно рассматривает планшет. В руках офицера появляется плоская коробочка. Тихо щелкает замок, руки бережно извлекают из футляра странного вида очки в металлической оправе, стилизованные под байкерские. Стекла мгновенно темнеют, на поверхности появляются зеленоватые блики, по кромке идет багровая полоса. У капитана округляются глаза.
– Да ты совсем оборзел! Таких очков даже командира бригады нет. Тебя начальник штаба с потрохами сожрет.
– Во-первых, это мои личные очки, я за них четыре зарплаты отдал. Во-вторых, на строевой смотр хожу только в казенных и вообще большому начальству стараюсь на глаза не попадаться. В-третьих – офицерам разрешается приобретать за свой счет броню, личное оружие и снаряжение. В-четвертых…
– Захлопни пасть и займись планшетом, господин профессор! – перебивает капитан, смеясь.
Поручик надевает очки, становясь похожим на пилота аэроплана начала двадцатого века. Не хватает кожаного плаща и белого шарфика. Тускло горит экран древнего планшета, продвинутые очки старлея темнеют, стекла покрываются матовым налетом, словно сажей.
– А знаешь, ты прав, – удивленно бурчит под нос поручик. – Это действительно музейный экспонат. Операционная система заблокирована наглухо. Файлы сеттинга стерты и сиськи нет.
– Какой еще сиськи? – подозрительно спросил капитан.
– Папки system. Без нее ничего нельзя сделать.
– Так и говори, извращенец компьютерный.
– Лучше быть компьютерным извращенцем, чем гомосеком, зоофилом или некрофилом, – ответил лейтенант и так скривил лицо, словно некрофил где-то рядом.
– Короче, что с этим долбанным артефактом?
– Информацию на планшете нельзя изменить или уничтожить. Корпус выполнен из особо прочного пластика, который не горит, не тонет, не подвержен воздействию кислоты и щелочи – разве что концентрированной, но где ее взять? - не боится холода вплоть до абсолютного ноля – то есть 273,15 градуса по Цельсию. Так поступали именно с наиболее ценными музейными экспонатами, дабы уберечь от уничтожения или повреждения. Дорогое удовольствие, скажу я тебе. По карману только очень богатым музеям. Или людям.
– Наверно, кто-то потерял. Ладно, доложу по команде, – машет рукой капитан и кладет планшет на полку, криво прибитую гвоздями к стене. – Слушай, о каких душеедах тут написано?
– Было такое племя, отличалось оригинальными взглядами на мир и свою роль в нем. Естественно, остальному человечеству это не нравилось и оно не раз вправляло мозги. Счет убитым иной раз шел на миллионы. А потом появилась одна очень странная болезнь. Какое-то нарушение в генах, приводившее к внезапной смерти в любом возрасте. Это нарушение было у многих, но заболевание проявлялось только у каждого четвертого. Болезни были разные – дизавтономия, болезнь Тея-Сакса, еще какие-то…
– И что?
– Вымерли, как динозавры. Остались где-то небольшие группы уродов.
– В каком смысле? Страшилища что ли?
– Почти. И в руки им лучше не попадаться.
– Как черным?
– Да. Они примерно одного пошиба.
– Ладно, буду знать. Блин, сколько же чудищ развелось вокруг! До чего же раньше просто было – дрались за нефть, золото, за газ и … за что еще дрались, не помнишь?
– За власть, – пожал плечами старший лейтенант, – ибо она и есть золото, энергоносители и дешевые рабы. Кое-кто на самом верху решил, что генетика это абсолютное оружие, начались исследования, опыты. Чем все кончилось, ты знаешь.
– И теперь остатки нормальных людей вынуждены драться за жизнь с толпами чудищ, – грустно подытожил капитан. – Ладно, не так страшен черт, как его малюют.
На столе вспыхивает экран коммуникатора, появляется небритое лицо начальника штаба бригады.
– Комбат?
– Я, товарищ подполковник! – “подрывается” капитан.
– Поручика Артемьева ко мне.
– Есть!
– И еще: поступила информация, что на твоем участке появился блуждающий артиллерийский робот. Выключить все приборы, соблюдать тишину. Об уничтожении робота сообщит посыльный. Все понял?
– Так точно!
– Исполняй.
Гаснет экран, голос начштаба пропадает.
– Слышал? Дуй в штаб немедля, – приказывает капитан. – А я сейчас дам команду на тишину.
Артемьев быстро шагает по ходу сообщения в тыл. Комбат останавливается на пороге, отдает короткие приказания. Затем, чертыхаясь и плюясь, возвращается в блиндаж.