Это было: словно я — Изначальный, и не металл или камень — еще не пробужденные души Сотворенных в моих руках. Это было: предощущение любви, ожидание, от которого сжимается сердце, предчувствие, щемящая неясная печаль, свобода распахнутых крыльев.
Это было: я — всесилен.
Келебримбор, изрядно обеспокоенный долгим отсутствием Мастера Аннатара, решился наконец сам подняться в его мастерскую. И едва не столкнулся с ним на пороге.
Мастер был бледен до прозрачности и, показалось, с трудом держался на ногах, но на лице его блуждала растерянно-счастливая улыбка, а глаза мерцали звездным светом. Он ничего не сказал Келебримбору — только открыл обсидиановую шкатулку, окованную черным железом.
На черном бархате — девять колец. Круг Девяти. Время и Вечность. Тьма и Свет. Смерть и Жизнь. Будущее и Прошлое…
…подобные мне — иные, чем я… ученики…
Все так же беззащитно и счастливо улыбаясь, Мастер начал медленно оседать на пол.
…Это был запретный разговор; начав его, Келебримбор нарушал обещание, данное когда-то Аннатару. Но он надеялся, что странник простит ему, и, может быть, теперь, после стольких лет, проведенных с Мирдайн, раскроет, наконец, свою тайну.
— Послушай, Аннатар — кто ты?
Странник вздрогнул. Менее всего ему хотелось отвечать на этот вопрос; он заговорил не сразу:
— Я уже сказал тебе: я — этлендо. Мой Учитель… — Аннатар оборвал фразу; потом продолжил жестко, отрывисто: — Это было давно.
— Война? — полувопросительно-полуутвердительно. Аннатар кивнул. Келебримбор не стал расспрашивать.
— Я помню все, чему он учил, но не все понимаю даже теперь. Потом я слушал… Много слушал: этому он успел меня научить. Ночь и звезды, лес, землю и травы, камни, металл… И — Людей.
Эльф поднял брови в удивлении, но сдержался и вопроса не задал. Аннатар смотрел мимо него — на пламя свечи.
— Учитель смог бы воплотить замысел — один. Я — нет.
— И поэтому ты пришел к нам?
Странник снова кивнул.
— Но ты не ответил мне. Кто ты?
— Аннатар. Ведь ты сам назвал меня так.
— Дары Приносящий… Да, твои знания — великий дар. Но ты сам, ты — элда?
— Я просто должен передать другим то, что знаю сам, чтобы знания мои не ушли вместе со мной.
— Когда ты отправишься за Море?
Аннатар не ответил.
— Но почему именно ко мне ты пришел? Есть владыки Элдар сильнее и могущественней…
— Среди них только один мастер. Ты.
Келебримбор долго молчал.
— Ты… ты похож на пламя под тонким слоем пепла, артано. Знаешь, иногда мне кажется…
— Что?
— Наверное, я ошибаюсь… и, даже если нет, должно быть, об этом нельзя говорить, но…
Эльф посмотрел куда-то в сторону, потом продолжил — медленно, раздумчиво, взвешивая каждое слово:
— Предания говорят — ему никогда не покинуть чертогов Мандоса. Никогда — до Битвы Битв, до Конца Времен, до часа, когда вернется Великий Враг. Лучший из учителей, слишком рано окончившееся ученичество, война… Клятву крови ты не принял тогда, и сказал странно — никогда не подниму меча… Предания ведь могут и лгать… Ты похож на Нолдо статью и обличьем, но не на тех потомков нашего народа, что ютятся ныне в Эндорэ — на древних героев, Перворожденных…
Неожиданно он взглянул прямо в лицо собеседнику:
— Мне кажется, ты — предок мой, что пришел, дабы помочь Элдар вернуть дни их могущества и величия, и даже Владыка Судеб не смог удержать тебя… Скажи мне, ты… ты — Феанаро? Это — ты?
— Нет! — почти выкрикнул Аннатар, и Келебримбор невольно отпрянул — так ярко, ледяным огнем вспыхнули вдруг глаза странника. Тот стремительно поднялся, шагнул к окну.
— Нет, — не оборачиваясь. — Зачем ты пытаешься угадать… Я — только то, что я есть. Ранэн. Марта. Этлендо.
— Пусть будет так, Аннатар. Но ты… я ошибался: ты — не угли под пеплом, ты — айканаро!..
…Кольцо Огня, Наръя, было первым. Яростно-алый рубин в червонном золоте — как капля крови на чешуе дракона, золотой цветок с каплей огненной росы в чаше узких лепестков.
Странное оно вышло, тревожащее, непокойное и непредсказуемое. Похожее на Аннатара — артано айканаро. Или — на самого потомка Огненного Духа Нолдор.
И Келебримбор вновь плавил металл и подбирал камень…
Он вошел стремительно, распахнув дверь — словно ветер ворвался — и остановился посреди мастерской: руки сжаты в кулаки, сдвинуты брови в мучительном раздумье — или в гневе, не понять.