– Моя – да, – с трудом сохраняя спокойствие, отвечает Волошский. – А вот вам осталось несколько секунд.
– Неужели? Вспышка агрессии была слишком короткой, наши чипы не успели выдать сигнал тревоги. В твоем теле чипа нет, а прибор, следящий за здоровьем, упал вместе с одеждой. Шарль, глянь! Должно быть что-то вроде браслета.
Под ворохом шелка действительно оказался платиновый браслет с плоским экраном размером со спичечную коробку.
– Беспилотники…
– … видят господина, удостоившего беседой нескольких недочеловеков. А теперь захлопни пасть, Андрей Ильич и слушай меня внимательно. Мы садимся в твою телегу и лети к тебе, где в комфортабельной обстановке ты ответишь на все наши вопросы.
– Все так просто? – не сдержал насмешки Волошский.
– Ага! Шарль, принеси браслет!
– Алексей, браслет может быть настроен на конкретного человека, – предостерег Знаменский.
– На сверхчеловека, – уточнил Алексей. – На конкретного вряд ли, это же массовое производство, как телефоны.
Металл плотно облегает кожу, экран вспыхивает изумрудным цветом, появляются оранжевые цифры и буквы – пульс, давление, температура. Зеленый цвет сменяется синим, появляется циферблат часов.
– Порядок! Владелец браслета жив, здоров и ему ничто не угрожает. C'est prêt! (Готово!)
– Вас увидят, – не совсем уверенно возражает Волошский.
– Нас увидят, Андрей Ильич, нас! Я в твоем балахоне буду сидеть в кресле, а ты, раб, валяешься у меня в ногах. Мои друзья, – кивнул он на Знаменского и Дениса, – помогут тебе занять соответствующую позу, заодно подстрахуют чем нибудь острым. Шарль у руля.
Белое, как обсыпанное мукой тесто и дряблое, как сдувшийся воздушный шарик, тело Волошского на глазах покрывается волдырями от солнечных ожогов. Шарль тащит бывшего господина к бочке с маслом, черная жижа щедро льется на покатые плечи, роскошная грива сбивается жирными комьями. Алексей напяливает одежку “небожителя” – несколько кусков шелка, сшитых между собой золотой нитью. Костюмчик оказался великоват, пришлось оторвать кусок от полы, иначе невозможно ходить. Лишней тряпкой обматывает голову на манер восточной чалмы, чтобы лысая макушка не выдавала. Волошского мстительный Шарль намазал густо, от души. Для придания пущей убедительности Шарль еще и песка насыпал.
– Итак, господа! – произносит Алексей, усаживаясь в кресло. – Кладите ЭТО мордой в пол, сами рядышком… ножи-то есть?
Знаменский молча показывает заостренную железку, которой убитый надсмотрщик колол ленивых рабов.
– Отлично! Рыпнется – суй в печень. Денис, подай конец цепи Шарля. И не забывайте сгибать спины как следует!
Платформа взмывает в небо. Алексей сидит, непринужденно откинувшись на пружинящую спинку, с хозяйским видом обозревая окрестности. Копошатся фигурки рабов, дефилируют полицейские на сигвеях, расползается неровная сеть мощеных дорожек. Платформа достигает второго уровня. Здесь обитают те, кто надеется упорным трудом и дисциплиной заслужить право на генетическую модернизацию тела и стать если не небожителями, то хотя бы сверхчеловеками. Вонь прогорклого масла раздражает обоняние, взгляд невольно касается согнутой спины Волошского. “Хотел стать кем-то из немногих, – подумал Алексей. – Умнее, красивее и удачливее … это ли не мечта каждого? Мы хотим добиться признания, славы и денег. Наша природа такова. И Мордерер дает такую возможность. Ты мал ростом? Станешь выше. Природа не наделила тебя красивой внешностью? Исправим! Ровный нос, белые зубы, стройные ноги – ерунда, минутное дело! Без боли, без усилий. Требуется только одно – преданность ко мне, ненависть и презрение к тем, на кого я укажу пальцем. И люди ведутся на это. На обещания, на миражи и сказки. Поколения за поколениями создают себе кумиров, на которых перекладывают исполнение своих желаний. Помолись мне и я дам! Ищите и обрящете, просите и получите … А если не дам – что ж, мне виднее, что нужно тебе в данный момент и не ропщи, а то отвернусь от тебя и пропадешь ты, козявка ничтожная, ни за грош! Так или примерно так врут все – пророки, святые, фюреры, “властители дум”, “инженеры человеческих душ”, а также всевозможные боги и божки местного разлива. Вот бы в яму всех! – думал Алексей, стискивая зубы, – напалмом брызнуть и спичку бросить. Увы, не помогает. Жгла святая инквизиция уже. Пачками! Людям все равно нужны идолы. Хоть какие нибудь. Даже самые ничтожные, вроде исполнителей песенок или игрунов в мяч. И Мордерер это хорошо знает. Только в отличии от шарлатанов он действительно может дать и ровные ноги, и белые зубы, и долгую здоровую жизнь. Такую долгую, что надоест. За таким пойдут многие – да чего там многие! – почти все. Как воевать с таким? Он собрал вокруг себя лучшие умы, он подарил надежду на лучшую жизнь миллионам обездоленным и нищим дикарям и эти миллионы пойдут за ним куда угодно. Белый человек виноват во всех бедах? Уничтожим его! Останутся только загорелые, – усмехнулся Алексей. – А потом…”
Тычок в ногу приводит в себя, раздраженный голос Знаменского возвращает в реальность:
– Эй, ваше благородие, извольте выйти … поднимай жопу, патриций хренов!
Платформа едва заметно покачивается на вытянутых лапах амортизаторов, неторопливый поток воздуха несет прохладу и ароматы распускающихся цветов. Ноги по щиколотки утопают в изумрудной траве, солнце сияет в вышине, согревая природу ласковыми лучами. Первое впечатление – ты в раю! Всмотревшись, Алексей понял – рай искусственный. Рукотворный сад создан людьми, а от злобного солнца защищает купол из кремниевых пластин, которые преобразуют энергию в электричество. Сад – сложное инженерное сооружение. На плоской вершине горы делают громадную эстакаду, проводят коммуникации, насыпают землю, строят дом – нет, дворец! – засаживают травой и деревьями … да, фонтаны и бассейн, а также беговые дорожки, теннисный корт и … и… дальше насколько хватит фантазии. Вонючий пруд с лягушками, карасями и комарами, с удочкой сидеть – а чё? Некоторым для релаксации самое то.
– Неплохо! – кивнул Алексей, осматривая фазенду. – Одному-то не скучно?
Волошский поднимает измазанное масляной грязью лицо, распухшие губы кривятся в улыбке, в глазах насмешка и презрение. От посадочной площадки до жилища Волошского – одноэтажный прямоугольный дом – несколько шагов. Дверей нет, видимо, для входа служат громадные, от пола до потолка, окна. Одно из них раздвигается, террасу выходит женщина в простом белом платье до щиколоток, с открытым воротом и без рукавов. Волосы собраны в пучок, на лице нет макияжа. Возраст женщины не более тридцати, но то ли выражение глаз, то ли общее выражение безмятежности намекало, что намного больше. Черты лица казались знакомыми.