Самолет снижается, экипаж приводит в действие электромагнитные ловушки для зенитных ракет, ставит тепловые щиты, скорострельные пушки для отстрела снарядов приводятся в боевую готовность. Если все бортовые системы защиты готовы для отражения атаки, сбить военный самолет очень непросто. Но его можно уничтожить на земле ...
Машины в "брюхе" летающего гиганта транспортника закреплены грузовыми стропами, колеса намертво зажаты "башмаками". Разумеется, это не значит, что самолет может выполнять фигуры высшего пилотажа в воздухе, но даже при сильной болтанке машины все же останутся на месте. Тем не менее, пилоты грузовых самолетов сажают своих монстров с крыльями особенно мягко, ведут транспорты по максимально пологой траектории Ђ мало ли что!
До соприкосновения с бетоном посадочной полосы остаются считанные мгновения. Знаменский "на автомате" пристегивает ремни безопасности, вполголоса приказывает остальным:
Ђ Пристегнитесь!
Гаррисон беспрекословно выполняет приказ, оператор и водитель КШМ-ки медлят Ђ чудит бригадир, перестраховывается! Переднее шасси мягко касается поверхности взлетно-посадочной полосы, два ряда громадных колес Ђ по четыре в каждом ряду! Ђ "выстреливают" синеватые облака дыма. Следом "цепляет" бетон основное, "подбрюшное" шасси и боковые. Самолет прижимается к земле, пилот включает реверсный режим двигателей, салон ощутимо трясет на стыках бетонных плит. В реве турбин гаснет грохот взрыва, передняя стойка шасси разваливается, самолет утыкается носом в землю, в кабине вспыхивает пожар. Экипаж сгорает заживо, даже не поняв, что произошло. Самолет продолжает движение, взрывы гремят один за другим. Вырванные "с мясом" колеса шасси взлетают к небу и валятся вниз пылающими глыбами огня и черного дыма. Взлетно-посадочная полоса буквально усеяна противотанковыми минами, она вся одно сплошное минное поле. Лишившись шасси, самолет скользит на брюхе, взрывы рвут обшивку и машина разваливается на куски за считанные секунды. Взрываются остатки топлива, облако дыма и огня расцветает оранжево-черным бутоном, огненный ливень обрушивается вниз, сжигая мертвых и живых. Бронированные машины кувыркаются по бетонной полосе, подрываясь на минах, изуродованные корпуса разлетаются во все стороны, задевая штыревые датчики на других минах. Новые взрывы рвут на куски полумертвые машины, не оставляя никаких шансов выжить тем, кто остался внутри...
Глава 4
Прикосновение чего-то холодного и липкого пробудило полковника Знаменского. Струйка ледяной жидкости расползлась по шее и скользнула вниз между лопаток. Холод словно режет спину вдоль позвоночника, мышцы спины сотрясает дрожь и хочется как можно скорее избавиться от мерзкого чувства холода. Валерий непроизвольно дернулся всем телом, страховочные ремни врезаются в плечи. Холод и боль приводят в чувство, полковник открывает глаза. В салоне командно штабной машины темно и тихо, как в заброшенном подземелье. Вместо командирского люка над головой зияет дыра, сквозь которую струится серенький свет пасмурного дня. Моросит мелкий дождь, к запаху влаги примешивается запах солярки и гари. Знаменский окончательно приходит в себя, память восстанавливает прошедшие события Ђ толчок при касании земли, приглушенный броней гром взрыва, удар по корпусу машины, затем непрерывный грохот и стук по броне. В следующее мгновение рвутся крепежные стропы, колеса с "мясом" выдираются из башмаков и двенадцатитонная КШМ взлетает в воздух. Машина переворачивается в воздухе несколько раз, незакрепленные предметы носятся по салону, как футбольные мячи. Солдат водитель впечатывается лицом в пол, затем взлетает к потолку, из разбитой головы брызжет кровь. С треском раскалываются экраны, интерактивная карта стреляет голубыми и желтыми искрами горящих микросхем, резко пахнет паленой пластмассой. Несколько раз тяжелую машину будто пинает огромная нога. Словно мячик, КШМ-ка не успевает упасть, как опять взлетает вверх и устремляется вниз, непрерывно крутясь и кувыркаясь. Тяжкий удар сотрясает корпус, режет слух скрип раздираемого металла и хруст бетона. Салон наполняет удушающий черный дым, лопается броня в нескольких местах, сорванные с креплений люки отлетают прочь. Машина сползает с бетона на сырую глину, скрежет металла прекращается, мертвая КШМ боком сползает в яму и замирает. Слабый ветерок обдувает почерневшую броню, образуется естественная тяга, которая очищает салон от угара.
"Поэтому я остался жив, Ђ подумал Знаменский. Ђ Выдуло весь дым, я только слегка надышался, побаливает голова и все. Нет, еще блевать хочется ... черт, а где капитан!" Валерий закрутил головой, шея "стрельнула" болью в затылок. Кресло угрожающе скрипит, намекая на поврежденные крепления и сломанную спинку. Знаменский нащупывает замок, привычным жестом расстегивает страховочные ремни. В полумраке салона хорошо видно, что капитан Гаррисон пристегнута к сиденью, голова опущена, видимых повреждений не видно.
Ђ Капитан! Э–э ... Линда Васильевна, как вы!?
Женщина поднимает голову, глаза на бледном лице кажутся неестественно яркими и большими.
Ђ Вы живы? Как хорошо! Ђ с облегчением в голосе говорит женщина. Ђ А я вас звала-звала, товарищ полковник, а вы молчали. Думала, вы мертвый.
Ђ Пока еще нет, Ђ ответил Знаменский, растирая ладонями затекшую шею. Ђ Вы не ранены?
Ђ Нет, только голова болит.
Ђ Это от угарного газа, скоро пройдет. Давайте выбираться отсюда.
Знаменский встает в полный рост, голова до половины высовывается из люка на крыше. Аэродром затянут мутной пеленой тумана и дыма. Видимость не более пяти шагов. Влажный воздух напитан запахом горелой резины и каленого железа. Тихо, будто на рассвете. Валерий опускается на сиденье, Гаррисон уже расстегнула ремни, пальцы нервно мнут рюкзак с вещами. Женщина старается не подавать вида, но страх все равно заметен.
Ђ Спокойно, снаружи никого нет, Ђ говорит Знаменский. Ђ Оружие при вас?
Ђ Да, пистолет.
Ђ Мой тоже при мне, а вот автомат куда-то запропал. Ладно, найду другой ...
Валерий выбирается наружу через боковой люк, следом за ним капитан. Женщина закидывает рюкзак за спину, одергивает куртку. Рядом, на вытянутую руку блестит чудом уцелевший кусок бокового зеркала. Специалистка по Австралии и капитан ГРУ краем глаза смотрит на свое отражение, пальцы поправляют сбившиеся пряди. Знаменский невольно улыбается, на душе почему-то становится легче.