Виссарион Григорьевич Белинский
Летопись факультетов на 1835 год, изданная А. Галичем и В. Плаксиным
Летопись факультетов на 1835 год, изданная в двух книгах А. Галичем и В. Плаксиным. Санкт-Петербург, печатано в типографии И. Глазунова. 1835. Две части: I–IV, 237; II – 218. (8).[1]
Нам очень неприятно, что после прекрасного произведения г. Полевого мы должны говорить, для полноты библиографии, о «Летописи факультетов»; но что ж делать, когда у нас рецензент, обязанный читать всё, что только издается и печатается, за наслаждение, доставленное ему одною хорошею книгою, должен поплатиться казнию от ста дурных книг! У нас вообще не любят резких приговоров и часто жалуются на бранчивый тон критики, но что ж делать, если у нас о редкой только книге можно сказать доброе слово? Хулить и нападать не так легко и не так приятно, как думают: это, напротив, занятие самое неприятное, самое тяжелое, и человек, посвящающий себя на него, приносит себя на жертву оскорбленных авторских самолюбий, которые щекотливее всех других родов самолюбий. В природе человеческой есть странная черта: назовите человека подлецом, негодяем – он еще может простить вас за это; назовите же его существом ограниченным, бездарным – и он никогда вам не простит этого. «Но зачем же вам нападать на других, зачем называться самим на неприятности, что вам за дело, что тот или другой написал глупую книгу, издал пошлый альманах, составленный из тек или классных сумок учеников приходского училища? – не можете хвалить, так, по крайней мере, ничего не говорите о них, промолчите! Вольно вам придавать важность пустым вещам и из ничего навлекать на себя нарекание и неприязнь!» Всякий волен думать, как ему угодно, – мы, в свою очередь, тоже, и поэтому мы вот как думаем и вот как ответили бы, если бы нам предложили подобный вопрос: если в человеческой природе есть побуждение лезть из кожи, чтобы казаться больше, чем бываешь, и делать всё худо и бесталанно, то в той же человеческой природе есть свойство оскорбляться всем дурным и мстить за свое оскорбление: если правы <первые>, то, по крайней мере, не виноваты и последние. Мы не говорим уже о публике, которую преимущественно имеет в виду рецензент, мы не говорим уже об общей пользе, о вреде для вкуса читателей, происходящем от дурных книг, – об этом и так уже много говорили. А мы, вместо этого, вот что скажем: вы цените свое время, хотите читать или для пользы, или для наслаждения, берете книгу и с тяжким трудом, насилуя свое внимание и теряя свое драгоценное время, прочитываете от начала до конца и вместо истины или идеи красоты, которых вы в ней искали, видите одну ложь, одно безобразие, видите истины, которые для вас могли быть новостию, когда вы еще черпали мудрость из нравоучительных повестей с картинками и из детских прописей – что вы тогда скажете! Не бросите ли вы с негодованием этой книги под стол, проклиная и бездарного бумагомарателя и ленивого журналиста, который ничего не хотел сказать вам об этой книге или сказал правду вполовину, снисходительно. Прежде нежели я рецензент, я читатель, и вот я беру в руки и начинаю читать какую-нибудь книгу, хоть, например, «Летопись факультетов». Пробегаю предисловие, чтобы узнать цель ее издания, и узнаю, что она состоит из разных «дельных» статей, рассуждений, взглядов, трактатов петербургских господ литераторов и ученых, – сочинений, которые слишком пространны для журнала и слишком коротки для того, чтоб составить книгу.[2] Хорошо! – думаю я, – это статьи ученые: они потребуют всего моего внимания, но зато я прочту их с пользою. Итак, благословясь, приступаю к чтению; первая книга начинается стихами. Что ж это за стихи, когда они писаны и в какое время? Вот вопросы, которые прежде всего пробуждают во мне эти стихи. Кажется, они писаны недавно, а по складу, тону и содержанию относятся ко временам Капниста и В. Пушкина.[3] Странно!.. Потом следует критическая статья г. Плаксина «Взгляд на последние успехи русской словесности 1833 и 1834 годов». Хорошо – посмотрим, как судят о ходе нашей словесности «ученые» люди! Читаю – и что ж узнаю?.. То, что у нас есть словесность, вопреки людям, отрицающим ее существование. Положим, что и так – но чем это доказывается? Г-н Плаксин отвечает, не задумываясь, тем, что «последние два года ознаменованы счастливым (?) появлением сильных талантов, украшенных (?) новым (?) просвещением, талантов деятельных». Очень хорошо – положим, что и так, но кто же эти таланты? – Во-первых, г. Сенковский; но что он написал особенно талантливого? статью «Скандинавские саги»! Потом Барон Брамбеус, написавший «Фантастические путешествия»; потом Безгласный – но разве он явился только в последние два года?[4] – Потом, потом… гг. Кукольник, Тимофеев и Ершов – три, как говорит автор статьи, решительно самостоятельные пиитические таланта!.. «Дай бог, – прибавляет он, – чтоб мы со временем могли назвать их гениями, но это пока останется желанием, надеждою!..» После этого автор говорит, что Пушкин подарил нам чудную «Пиковую даму», которая невольно напоминает «Черную женщину»! Ну уж точно чудная дама! А нам суждение г. Плаксина невольно напоминает стихи Крылова:
2
Белинский кратко излагает следующий начальный абзац «Предисловия», подписанного обоими издателями: «Открытые для редакции портфели с. – петербургских г-д литераторов и ученых наполнены
3
В «Летописи факультетов» помещены стихотворения: «Пловец» – А. Григорьева; «Семейство роз, элегия» – П. Ершова; «Слеза» – С. Добровольского.
4
В «Летописи факультетов» с похвалами упоминаются произведения B. Ф. Одоевского (псевдоним Безгласный): «Бригадир», «Катя», «Княжна Мими», «Бал» и др.