С одной стороны, не ладилась его форма, с другой —хотелось дождаться постановки «Китежа», чтобы почерпнуть из него некоторые образцы.
Весной, однако, я начал и выполнил еще раз работу над сочинениями Мусоргского. Упреки, которые не раз мне доводилось слышать за пропуск некоторых страниц «Бориса Годунова» при его обработке, побудили меня еще раз вернуться к этому произведению и, подвергнув обработке и оркестровке пропущенные моменты, приготовить их к изданию в виде дополнений к партитуре. Таким образом, я наоркестровал рассказ Пимена про царей Ивана и Феодора, рассказ про «попиньку», «часы с курантами», сцену Самозванца с Рангони у фонтана и пропущенный монолог Самозванца после польского[583].
Дошла очередь и до знаменитой «Женитьбы». По соглашению со Стасовым, до сих пор скрывавшим эту рукопись в стенах Публичной библиотеки от любопытных взоров, в один прекрасный вечер «Женитьба» была исполнена у меня дома Сигизмундом Блуменфельдом, дочерью Соней, тенором Сандуленко и молодым Гурием Стравинскими Аккомпанировала Надежда Николаевна[584]. Вытащенное на свет божий сочинение это поразило всех остроумием в связи с какою-то предвзятою немузыкальностью. Обдумав и обсудив, как поступить, я решился, к великому удовольствию В.В.Стасова, передать это сочинение для издания Бесселю, предварительно пересмотрев его и сделав необходимые поправки и облегчения с мыслью оркестровать[* Первые 12 страниц партитуры, написанные начисто, сохранились в бумагах Н.А. (Прим. Н.Н.Римской-Корсаховой в первом издании.)] когда-нибудь для исполнения на сцене.
Кроме упомянутого случая исполнения «Женитьбы» в нашем доме, по средам, раз в две недели, у нас собирались близкие люди и устраивалась музыка, преимущественно вокальная. Просматривали и пропевали новые вещи. Собрания бывали иногда довольно многолюдны. Однажды Глазунов играл свою 8-ю симфонию. Частенько бывали Ф.Блуменфельд и Н.И.Забела, находившаяся на Мариинской сцене. Муж ее, художник Врубель, уже третий год страдавший душевной болезнью, в настоящее время, к довершению всего потерявший окончательно зрение, находился в больнице, не проявляя никакой надежды на выздоровление. Психическая болезнь его до сих пор шла с перерывами просветления, в которые он принимался за работу. С лишением зрения работать стало невозможно и в минуты умственного успокоения. Положение ужасное!..
Я говорил уже, что сыну моему Андрею необходимо было еще раз побывать в Наугейме[585] для окончательного закрепления здоровья. Поэтому в начале мая он с матерью уехал в Наугейм. По окончании выпускных экзаменов освободился сын Володя, кончавший в этом году университет. Решено было провести все ле-то за границей. Мы втроем с Володей и Надей уехали в начале июня через Вену[586] в Риву на Lago dGarda, куда по окончании лечения должны были прибыть и Надежда Николаевна с Андреем. По приезде их мы прожили в прелестной Риве около пяти недель. Я занимался оркестровкою своих романсов «Сон в летнюю ночь» и «Анчар»; наоркестровал также три романса Мусоргского[587], сочинил разработку и продолжение с кодой к своей слишком короткой «Дубинушке», да поразвил неудовлетворявшее меня заключение «Кащея», прибавив к нему закулисный хор[588].
Но мысли о мистерии «Земля и небо» не клеились; не клеился и «Стенька Разин»… Мысль о том, не пора ли кончать свое композиторское поприще, преследовавшая меня со времени окончания «Сказания о Китеже», не оставляла и здесь. Вести из России поддерживали беспокойное настроение[589], но я решил не покидать консерваторию, если к тому не вынудят обстоятельства, тем более что письма Глазунова, принявшегося за партитуру 8-й симфонии, утешали меня. Я решил не расставаться с ним и с Анатолием[590], а в деле сочинения пусть будет то, что будет. Во всяком случае, я не хотел бы встать в нелепое положение «певца, потерявшего голос». Поживу —увижу…
Прожив спокойно в Риве около пяти недель, мы совершили путешествие в Италию и, посетив Милан, Геную. Пизу, Флоренцию, Болонью и Венецию, вернулись на две недели в милую Риву. Завтра мы покидаем Риву и уезжаем через Мюнхен и Вену в Россию.
Летопись моей музыкальной жизни доведена до конца. Она беспорядочна, не везде одинаково подробна, написана дурным слогом, часто даже весьма суха; зато в ней одна лишь правда, и это составит ее интерес.
583
19. Н.А.Римский-Корсаков не упоминает здесь о шестой маленькой сцене «За чертежом земли московской», составляющей № 2 в серии дополнительных сцен, не вошедших в издание 1896 г.
584
20. Исполнение «Женитьбы» М.П.Мусоргского состоялось 4 января 1906 г. В тот же вечер Ф.И.Шаляпин, С.М.Блуменфельд, А.П.Сандуленко, А.В.Оссовский и Гурий Стравинский исполнили оперу «Скупой рыцарь» С.В.Рахманинова. Аккомпанировал Ф.М.Блуменфельд. См. запись 4/1 1906 г. в неопубликованных «Воспоминаниях о Н.А.Римском-Корсакове» В.В.Ястребцева (рукопись. Архив Н.А. и А.Н.Римских-Корсаковых в НИТИМ).
586
22. В Вене Н.А.Римский-Корсаков был на спектаклях «Золото Рейна» и «Мейстерзингеры». Сильное впечатление, полученное от исполнения и в особенности от музыки «Мейстерзингеров», впервые услышанной здесь целиком и в сценическом воплощении, высказано им в письме к сыну АН.Римскому-Корсакову (Семейный архив Римских-Корсаковых). Отрывки из этого письма напечатаны в «Русской молве», 1912 г.
588
24. Кроме перечисленных здесь работ, Н.А.Римский-Корсаков дописывал в Риве свою «Летопись».
589
25. В письмах Н.А.Римского-Корсакова этого времени встречаются многочисленные отклики на политические события тех лет. Приводим три отрывка, особенно характерных для его настроения в эту пору. Из письма к М.О.Штейнбергу из Ривы от 16/V1906 г.: «Не верится мне в сколько-нибудь скорый исход, и думается, что канитель еще долго протянется. Пусть лучше длинное crescendo приведет к хорошему фортиссимо, а не так, как часто бывает у Вагнера: нарастает, нарастает, да и скиснет и опять начинается „cresc. от рр“».
Из письма к С.Н.Кругликову из Ривы от 27/V1906 г.: «С роспуском Думы на первое время ничего не предвижу, кроме давления, а потом, конечно, что-то будет, хотя хроническая форма этого нечто совершенно изводит. Эгоистическое чувство говорит, что лучше бы после когда-нибудь, когда помрем, а теперь бы пожить еще спокойно и культурно, но сейчас становится совестно. Среди этой предстоящей впереди смуты, разумеется, стараешься делать свое дело по возможности, но возможности все меньше и меньше, ибо силы понемногу стареются» (Архив Н.А.Римского-Корсакова в РНБ).
Из письма к М.О.Штейнбергу из Флоренции от 7/V1906 г.: «Я —большой скептик, а потому дела в России мне представляются весьма дрянными. У нас нет согласия, единства, все вразброд идет, поэтому успеха нет. Укорять, обвинять друг друга мы умеем, а сделать что-нибудь толком нам не удается. Все эти свеаборгские, кронштадтские дела мне представляются преждевременными, не объединенными общим планом, без расчета на свои силы. Сколько крови пролито!» (письма Н.А.Римского-Корсакова к М.О.Штейнбергу хранятся в архиве Н.Н.Штейнберг).