Несколько задач ставил перед собой Эренбург, когда он работал над этими статьями. Он хотел рассказать зарубежному читателю, который большинство сведений о нашей жизни прежде черпал из откровенно антисоветских или, в лучшем случае, весьма далеких от нас по взглядам изданий, правду о русской истории, о многовековой культуре Руси, о строительстве социализма в Советском Союзе, о советском образе жизни. Как правило, рассказ этот содержит скрытую или прямую полемику с теми, кто рисовал Советский Союз варварской страной с азиатскими нравами и допотопным укладом жизни, а советских людей — темными, забитыми, лишенными инициативы и чувства собственного достоинства. После выхода в 1944 году в США сборника Эренбурга «Закал России» — туда вошли статьи первого года войны — рецензент «Нью-Йорк дейли трибюн» писал: «Эти очерки рисуют величие русского народа и целесообразность поддержания хороших отношений с этим народом более рельефно, чем это могли бы сделать тома статистических данных о военных и экономических ресурсах страны… Для многих американцев может быть новостью то, что русский народ заслуживает любви, а между тем таковым он изображен в этой книге».
Статьи Эренбурга не только содержали точную информацию о положении на советско-германском фронте — это тоже было крайне необходимо, потому что многие органы печати союзных стран, не говоря уже о странах нейтральных, таких, например, как Швеция, не всегда точно изображали, а случалось, и превратно истолковывали положение дел на театре военных действий, внушая своим читателям то безосновательный пессимизм, то ложные надежды — в соответствии с узкоэгоистическими политическими интересами. Еще более важно, что Эренбург вдохновенно писал о крепости духа и доблести Красной Армии, о стойкости и подвижническом труде тыла, о любви советских людей к свободе, их патриотизме и интернационализме.
Вновь и вновь он возвращается к мысли о том, что советский народ несет главную тяжесть борьбы с фашизмом, что судьба народов Европы решается на советско-германском фронте, что военные усилия союзников не соответствуют их возможностям и не идут ни в какое сравнение с теми жертвами, которые приносит на алтарь победы над общим врагом советский народ. Эренбург без дипломатических околичностей говорит о том, что зарубежная пропаганда нередко очень преувеличивает и военные усилия союзников, и их поставки Советскому Союзу. Эта проблема и сегодня не утратила своей актуальности: до сих пор во многих военно-исторических исследованиях, популярных очерках, художественных произведениях, выходящих за рубежом, — от статей Лиддела Гарта до кинофильма «Самый длинный день» — истина предается забвению, роль, которую сыграл Советский Союз в разгроме гитлеровской Германии, явно преуменьшается, а вклад союзников столь же явно преувеличивается. Фальсификация истории второй мировой войны стала в наше время в ФРГ, США и Англии оружием милитаристской и антисоветской пропаганды.
Самое трудное время — не месяц, не полгода, не год, целых три года — мы фактически один на один сражались с армиями фашистской Германии и ее сателлитов, все это время на Восточном фронте были сосредоточены основные силы гитлеровцев (до 70 процентов общего числа дивизий, на остальных фронтах первые два года войны их было не больше трех процентов). В статьях Эренбурга 1942 и 1943 годов вопрос о втором фронте занимает центральное место: автор недвусмысленно дает понять зарубежным читателям, что некоторые политические и военные руководители западных стран тормозят и саботируют высадку армий на побережье Франции, что они не выполняют своего союзнического долга, что их намеренная медлительность оттягивает разгром гитлеровской Германии и освобождение народов Европы от фашистского рабства. Его аргументы неопровержимы, его логика ясна и неколебима, его полемические удары всегда достигают цели. С плохо скрываемым раздражением Д. Чемберлен писал в «Нью-Йорк таймс»: «Заключительные страницы „Закала России“ отражают недовольство англичанами и американцами за то, что они не открыли второй фронт летом 1942 года. Причины маленькой лекции против английской осторожности легко понять». И затем тщится доказать, что второй фронт раньше открыть было невозможно.