14 февраля 1942 года
На поляне выстроились бойцы. Это пополнение. Генерал Еременко беседует с ними. Командир окружен любовью бойцов. За ним славное боевое прошлое. Он рассказывает красноармейцам, как он сражался против Германии во время первой мировой войны. Тогда он был рядовым солдатом. «Напали на меня немцы, окружили. Одиннадцать я заколол…» В годы гражданской войны Еременко сражался в конной армии Буденного. Потом он посвятил себя военному делу. В боях вокруг Смоленска Еременко проявил находчивость и смелость. Эти бои, как известно, стоили немцам огромных жертв. Генерал Еременко в статье, напечатанной несколько недель тому назад в «Красной звезде», дал прекрасную оценку боев за Смоленск. Недавняя победа при Ельне стала возможной только после того кровопускания, которому подверглась немецкая армия у Смоленска. В последних боях против танковой группы Гудериана генерал Еременко снова проявил свои высокие качества.
Генерал Еременко поучает бойцов: «Танки немцев нам не страшны. Когда они подойдут — лезь в щель. Подошел близко — бутылку в него, другую. Противотанковые пушки нужно ставить сбоку — у немецких танков бока чувствительней. Мимо меня 60 немецких танков прошло. А мы их расколотили… Бейте танки броневой пулей. Ночью немцы стреляют трассирующими пулями. Они боятся наших ночных действий. Стрельбой они себя раскрывают, обозначают фланги и передний край. Разведчики, идите между трассами пуль. Там противника нет. Хороший разведчик всегда захватит „языка“».
Бойцы пьют каждое слово. Вдали — настойчивая речь нашей артиллерии. Потом генерал говорит: «Я до двенадцати лет был пастухом…» Он говорит это бойцам, колхозникам Полтавщины. И в этом — пафос нашей глубоко демократической культуры. Наша армия не каста, это — живой народ, который борется за свою свободу.
Потом генерал обходит передовые позиции.
Наши контратаки продолжаются. Каждый день немцы несут большие потери. И поздно ночью в минуту отдыха — за стаканом чая и папиросой — генерал Еременко говорит мне: «На нашем языке это называется изматывать противника. Мы изматываем не только тело, но и душу немецкой армии. Каждый наш боец знает, за что дерется. Не то у них. Пока шло гладко, они не задумывались. А теперь…»
Ведут партию пленных. У них усталые, давно не бритые лица и пустые, как бы стеклянные глаза.
4 марта 1942 года
Немцы здесь пробыли три месяца. Это самая обыкновенная деревня. О ней не писали ни в сводках Информбюро, ни в газетах. Таких деревень тысячи. Я остановился на ней, потому что в ее судьбе нет ничего исключительного. Так писателя увлекает описание жизни рядового человека.
Село Канцино Лотошинского района Московской области. Отсюда до Москвы полтораста километров. Летом здесь хорошо: речка, пригорки, поля с маками и васильками, лет сок, в нем много стройных берез. Было в Канцине и много веселой белобрысой детворы.
До войны в Канцине было 612 жителей, 81 жилой дом. Средняя школа, в которой 680 детей, — школа обслуживала все окрестные деревушки. Родильный дом, ясли, амбулатория, изба-читальня, библиотека, звуковое кино, ветеринарный пункт, молочный завод, хлебопекарня, мельница, маслобойка, продовольственный магазин, чайная, 4 крупных скотных двора, фермы — молочная, свинарная, птицеводческая.
От школы, от общественных зданий, от родильного дома и даже от ферм остались только трубы. Уходя, немцы все сожгли. Но деревню Канцино нельзя назвать особенно обездоленной. В других деревнях, где побывали немцы, нет и следа жилья. А в Канцине сохранилось 24 жилых дома.
Перед приходом немцев часть крестьян ушла на восток. Увели колхозных лошадей и стадо. Многие семьи остались в Канцине. Люди боялись идти неизвестно куда. Да и немцы бомбили дороги. Может быть, среди старых крестьян было и несколько наивных, которые считали, что немцы «жителей не обижают»?..
Вот что взяли немцы в Канцине у крестьян: картофеля 700 центнеров, зерна 50 центнеров, коров 46 голов, свиней 100 голов, овец 150 голов, кур 600 штук, гусей и уток 200 штук.
Теперь в селе нет ни одной коровы, ни одной курицы.
Немцы пришли 18 октября. Они приказали крестьянам немедленно очистить все дома. Старик Киселев не хотел уходить, жаловался, что на дворе холодно. Немцы сожгли Киселева с женой и сынишкой, говорили: «Теперь согреешься…»