— Прошу без фамильярностей, товарищ Гудков, я при исполнении служебных обязанностей! — пробасил Валерик и так пихнул нас в дверь, что мы в проходе стукнулись лбами. — Вот, Санжеев, принимай! — доложил Валерик дежурному, который сидел за высоким барьером.
Нам была видна лишь его белая с красным околышем фуражка.
— Марья Игнатьевна! — крикнул дежурный. — Зайдите сюда, есть пациенты!
Заскрипела невидимая дверь, и к нам через барьер перегнулась молодая женщина в цветастом платье. Выражение лица у неё было строгое, но глаза и губы такие добрые, что у нас сразу стало веселее на душе. Марья Игнатьевна провела нас через длинные коридоры в просторную, светлую комнату— не то детский сад, не то магазин игрушек. В ней стояла качалка с гусиными головами на спинках. На такой качалке можно качаться сразу двоим. Рядом стоял конь на колёсах. На полу валялась одноногая кукла.
Марья Игнатьевна посадила нас на скамейку, сама опустилась на стул возле письменного стола и, взяв авторучку, со вздохом сказала:
— Ну, рассказывайте, что там натворили?
— Мы выследили шпионов, а милиционер не разобрался и схватил нас самих… — пробурчал Михей. — Думаете, если мы школьники, так не можем поймать шпионов?
— Ну, ну, выкладывайте, — недоверчиво сказала Марья Игнатьевна. — Только уговор: не завираться!
И мы стали рассказывать всё по порядку. Под конец Михей всё-таки заврался — сказал, что мы уже видели шпионов и что в погребе их засело человек пять. Мы ещё не успели досказать до конца, как Марья Игнатьевна поднялась и вышла из комнаты. Минут через пять она вернулась с милиционером Валериком. Вид у него был виноватый и смущённый.
— Вы бы так и сказали, пацаны. Я же не знал, что Ёжик — ваш приятель. Думал — лесной житель. Ну, пойдёмте, разберёмся, что у вас там случилось.
И мы втроём отправились в обратный путь. Всю дорогу милиционер Валерик разговаривал с Михеем, но я их плохо слушал. Я представлял себе, как завтра по всему городу разнесётся слух: Алик Корнилов и его товарищи поймали шпионов, которые хотели взять в плен сына крупного советского инженера Ежова. Да что там слух! Завтра выйдут газеты. И на первой странице крупными буквами напечатают про мой подвиг. Что-то будет?!
Сотрудники на заводе принесут матери газету прямо на медпункт и скажут: «Глафира Мироновна! Какой-то ваш однофамилец поймал шпионов!» Мама посмотрит на портрет и упадёт в обморок. Но это будет приятный обморок. А отец узнает по радио, потому что на Крайний Север газеты приходят с опозданием. Отец обрадуется и подумает: «И как я мог не взять его в экспедицию!»
Потом я представил себе, какой гвалт поднимется в школе… Но тут мы подошли к знакомой калитке.
На дворе всё было по-прежнему, только гора дров над погребом стала ещё выше. Вокруг на карауле стояли ребята. Димка сидел под кустом.
— Ну, кого вы поймали? Показывайте, — сказал милиционер Валерик и зашагал было к дому.
Но Димка остановил его:
— Они здесь, товарищ милиционер.
— Разобрать завал! — скомандовал Валерик.
Ребята принялись за дело. Вскоре показалась дверца погреба с массивным железным кольцом.
Валерик потянул кольцо к себе и откинул крышку. Момент был захватывающий! Поимка шпионов! И где? В глубоком тылу!
Глава 20. «Бармалеи»
Из погреба донеслась усталая ругань. Потом показалось блюдо. Огромное блюдо, до краёв наполненное ломтями сотового мёда. На одном из них жужжала прилипшая пчела. Она беспомощно перебирала лапками, вертела головкой, но не могла освободиться. Блюдо, будто живое, само собой поползло вверх. Потом появилась седая голова с длинными усами и бородой, похожей на веер. Голова грозно пыхтела, усы от этого так и ходили ходуном. Да ведь это тот самый старик, которому я отдавил на тротуаре ногу!
— «Бармалей»! — со страхом прошептал Василёк и на всякий случай спрятался за мою спину.
— Дядя Терентий! — ахнул милиционер Валерик. — Как вы тут оказались?
— Странный вопрос! А почему бы мне не оказаться в собственном погребе? — напустился на него «Бармалей». — Лучше объясни, как ты сюда попал! Для чего запер меня, #тзаекидал поленницу? И это мой лучший ученик! Ничего себе, воспитал на свою голову!
Валерик переминался с ноги на ногу.
— Да это не я, это пацаны, — оправдывался он. — Давайте я помогу вам, ещё уроните блюдо.
— Сам донесу, — пробурчал «Бармалей». — А я-то тебя в пример другим ставил.
«Бармалей» щурился, его глаза ещё не привыкли после тёмного погреба к солнечному свету.