Сама Василиса вышла замуж за Поповича, и теперь она попадья. Она раздобрела, обзавелась грудной жабой и часто бьет мужа.
Попович терпеливо несет свой тяжкий крест.
На месте кружала старого Исаака сейчас медвытрезвитель, который успешно выполняет план, а по праздникам и перевыполняет его. Сам старый Исаак живет в аду. Так ему и надо.
Что касается Аввакушки, то он уже не Аввакушка, а протоиерей Аввакум Феофанович Митуса. Недавно он закончил монументальную монографию "Слово о полку Игореве", которая была высоко оценена современниками.
Дима Свинякин! А что Дима Свинякин? Теперь он Димитрий Донской. Это прозвище ему дал народ за то, что, оказавшись как-то на Куликовом поле, он перешпюкал полрати татаро-монгол (монголо-татар), чем и обеспечил полный крах ига Золотой Орды.
Судьба Петра Петровича Гарина широко освещена в отечественной литературе и в комментариях не нуждается.
Сбежавший от него черт Воланд будоражил Москву во времена НЭПа. Впрочем, он не менее известен, чем Гарин.
Бабка Ярославна тоже умерла.
Кудыкины горы ныне носят название Жигулевских гор.
Змей Горыныч вымер по примеру уважаемых древних животных. Его скелет до сих пор стоит в Государственном музее палеонтологии Санкт-Петербурга, украшенный аккуратной табличкой "Птеродактиль гигантский обыкновенный", по-латыни, конечно.
Цветок папоротника завял, чуть-чуть не добежав до своих.
А Перепетуй Хряк теперь работает Муромцем. Работа хоть и не калымная, но на жизнь хватает!
Симпатичный Домик
Домкратий Хряк вернулся домой пьяным и сгоряча избил домового. Бил он его добросовестно и умело, приговаривая:
- И где ты шляешься! По ночам, погань вонючая?! У всех домовые как домовые, а у меня чисто кот мартовский! Хозяйство в разоре, кобыла околела, а ты все гуляешь, нечистая сила!..
Утомившись, Хряк бросил домового, плюхнулся на лавку и захрапел. Домовой, обиженно шипя, пополз к сундуку, где у него на такие случаи лежала початая четвертинка живой воды. Приложившись, он с грустью обнаружил, что она от долгого хранения утратила свои живительные свойства и даже протухла. Охая и причитая, домовой направился к соседу одолжить свежей живой воды или, на худой конец, крысиного яду.
Утром Хряк проснулся со страшной головной болью. Он огляделся, с трудом припоминая, что он делал вчера. В хате неприятно воняло прелыми онучами. На печи, угрюмо нахохлившись, сидел домовой.
- Доброе утро, Ваня! - слегка осипшим голосом проговорил Хряк. - А что это у тебя за синячишки-то? - с неподдельным интересом спросил он. Домовой зыркнул на Домкратия и с достоинством повернулся к нему задницей. Хряк все понял. Он с кряхтением поднялся и принялся шумно пить рассол; затем, отдуваясь, Домкратий оторвался от бочки и рассудительно сказал:
- Ты, Ванюша, не серчай особо! С кем не бывает! Спьяна-то и не такое натворишь! А больше я нигде ничего не делал? - осторожно спросил он. На прошлую Пасху, когда Домкратий был особенно хорошо выпивши, он упал в общинный деревенский колодезь с живою водою и испоганил ее, за что и был жестоко бит мужиками.
- А тебе что, мало того, что ты дома вытворил? - озлобленно огрызнулся домовой. - Вот уйду я от тебя! Живи, как знаешь!
- Ну, ты, Ванюша, брось! - встревожился Хряк. - Аль тебе у меня плохо? Живу я один, без супружницы, никто тебя не обругает, слова плохого впоперек не скажет. Да и как я тут без тебя? - подхалимским голосом продолжал он. Домовой заулыбался, отмяк и упал с печки. Хряк ловко подхватил его на лету и посадил на стул.
- А еще, Домуша, ты вчерась в дружину записался, к самому Красну Солнышку, - ласково улыбаясь, сказал домовой. - Так что магарыч с тебя!
Этого Хряк не ожидал и не помнил, и слова Ванюши-домового неприятно поразили его. Теперь перед ним открывалась дорога к славе, богатству и скорой почетной смерти. Смерти Хряк боялся больше всего. Он побледнел, но бодреньким голосом сказал:
- Ну что ж, собирай, Ванюша, харчи на дорогу, поедем, что ж делать-то!
Теперь побледнел домовой, но перечить не решился.
Хряк, верхом на престарелой лошади, списанной из княжьего войска и проданной ему маркитантом Равелем втридорога, с понтом подъезжал к княжескому подворью. Лошадь узнала знакомые постройки и жалобно заржала. Хряк молодецки ударил ее между ушей, отчего она скончалась, и вошел во двор. Подьячие записали его в летопись и выдали ему кольчугу, в которой напротив сердца зияла большая рваная дыра. Хряк заплатил две гривны и принял присягу, после чего был брошен на очистку княжьих конюшен.
Когда Ванюша-домовой, весь в навозе, прибежал докладывать, что все готово, Хряк доканчивал четвертый штоф водки.
- М-молодцом! - промямлил Хряк и ласково ударил его между ушей, но не попал, а только зашиб себе руку о притолоку. Ванюша плюнул, выругался и побежал к дядьке Антону, лешему Черниговского уезда, потешить душу и в охотку попугать девок по омшаникам и буеракам. Когда он утром, избитый и исцарапанный (девки попались бессовестные и наглые), приковылял к корчме Бени Равеля, где догуливали ночь княжеские новобранцы, выяснилось, что Домкратий проиграл его в бабки Никите Волобуеву. Ваня очень обрадовался и подбежал к пьяному Никите.
- Так я теперь ваш, Никита Сергеевич?!
- М-м-мой, - промычал Никита и хозяйственно ударил его в зубы. Домовой опешил и с перепугу очистил Никите карманы.
В это время во дворе заорали княжьи крикуны:
- Мать вашу так!.. Растак и перетак!.. Собирайся, дармоеды, война!
Корчмарь Беня Равель первым отреагировал на это известие, вдвое подняв цену на водку, за что и был тут же удавлен Никитой. Тридцатипятилетний сынок Равеля Исаак философски отнесся к обрушившемуся на него удару судьбы и, на полдня наняв Никиту с Домкратием вышибалами, еще раз поднял цену.
! Князь Владимир Красное Солнышко вышел на крыльцо багровой тучей и упал в обморок, не снеся воздуха после семи недель пьянства по случаю собственной (четвертой по счету) свадьбы. Дворовые петухи торопливо побежали выклевывать ему глаза, но не успели: князь, почесывая кусанную клопами грудь, уже очнулся и сел, тупо глядя перед собой. Подоспевшие дружинники древками секир били наседавших кочетов, отгоняя их на безопасное расстояние. Красное Солнышко икнул и по-княжески выругался.