Дальнейшая судьба этой унии на востоке не может входить в наш рассказ, потому что никто ни одним словом не проговорился насчет дальнейшего участия в ней великого логофета, хотя несомненно, что участие его в ней не окончилось с закрытием Лейденского собора. Сохранилась коротенькая заметка у Пахимера насчет неожиданной неприятности, которую встретил Акрополит по возвращении на родину: его единородный сын отказался принять привезенную отцом унию и за это подвергся опале при дворе. Можно приблизительно гадать о чувствах старого честолюбца, пожертвовавшего всем для возвышения и укрепления своего дома и испытавшего крушение всех своих надежд ввиду близкого их осуществления.
Но если имя великого логофета исчезает для внутренней истории унии, то не исчезает еще для истории внешней политики Михаила. Еще раз старый политик отправляется послом — теперь к болгарскому царю Иоанну с предложением ему руки третьей дочери Палеолога, Евдокии. Этим браком Михаил хотел связать руки беспокойному болгарину. Сватовство после состоялось, но на этот раз старый интриган получил гордый отказ от варвара и возвратился ни с чем к своему государю. Это было в 1282 году, В том же году Палеолог лишился своего министра, пережив его только несколькими месяцами[33].
Предоставляя суд над Акрополитом как над человеком и как над государственным деятелем нашим читателям, мы скажем несколько слов о его книге.
Сказать что-нибудь особенное о летописи Акрополита нельзя. Достоинства и недостатки ее суть достоинства и недостатки целой исторической школы, которую за ее механические приемы в истории можно бы назвать механической. Мы найдем здесь если не всегда подробное описание, то, по крайней мере, перечисление всех наружных примет, привычек, слабостей, добродетелей и пороков византийских императоров и других владетельных особ, которых случалось видеть на своем веку историку, рассказ о войнах, победах, поражениях, переговорах, мирных трактатах, брачных союзах между государями, описание придворных чинов чуть не до последней пуговицы на их парадных костюмах, тщательные отметки, кто, когда, кем, за что и чем был награжден, наказан, обойден и проч. Но не найдем ни слова о народе, его жизни с ее светлыми и темными сторонами, с его симпатиями и антипатиями, с его нуждами и средствами к их удовлетворению и проч. Разве говоря о каком-нибудь придворном или военном чиновнике, выслужившемся из низкой доли, автор заметит, что он происходил из мужиков, вскормлен ячменным хлебом и умеет только кричать по-мужицки, не найдем не только понимания внутреннего смысла описываемых фактов, но и чего-нибудь похожего на анализ этих фактов. Все дело историка состоит в записи этих фактов и их группировке. Таким образом, к историческим трудам такого рода и можно заявить серьезно только два требования: а) чтобы они верно передавали описываемые факты и б) не нарушали хронологической их связи.
Последнее из этих требований вполне выполнено Акрополитом. Хронологическая последовательность рассказываемых им событий нигде не нарушается. Он делает еще более, так искусно группирует передаваемые факты, что читатель постоянно видит их как на ладони и легко схватывает их взаимное соотношение. А это — большая заслуга со стороны историка XIII века. Она возвышается в наших глазах еще оттого, что время, избранное историком, представляло к тому большие затруднения. Это был период между взятием Константинополя крестоносцами и отнятием его у них греками. То был самый хаотический период во всей византийской истории. На территории, которую занимала тогда империя, явилось столько же самостоятельных государств, сколько было больших укрепленных городов. Не говоря уже о латинах, болгарах, сербах, турках, татарах, которые со всех сторон бросились захватывать себе лучшие провинции и города несчастной империи, сама она выставила столько узурпаторов, старавшихся захватить себе свою долю власти с каким-нибудь клочком земли и с громким титулом императора, кесаря, деспота, севастократора и проч., что буквально походила на бурное море, сплошь усеянное большими и маленькими островами. В таком хаосе не мудрено было потеряться историку. Но наш летописец не потерялся. В своем рассказе он сумел выдержать взаимное отношение почти между всеми лоскутками, на которые распалась несчастная империя, ни на минуту не запутывая ни себя, ни читателя сложностью этих отношений. Читая его летопись, как будто видишь перед собой распорядок и передвижение этих насильственно оторванных частей и следишь процесс из постепенного исчезновения в бывшем целом, восстановителями или, вернее, собирателями которого являются у автора императоры Феодор Ласкарис-старший, Иоанн Дука, Феодор Ласкарис-младший и Михаил Палеолог. Вероятно, автор, прежде чем взялся за перо, долго думал над планом своего труда. И действительно, его летопись со стороны своего технического выполнения представляет совершенную противоположность с историями Григоры и Пахимера, касавшихся в своих исторических трудах времени, описанного Акрополитом. У них, особенно у последнего, все лица и события перемешаны в такой нестройной массе, что читатель должен употреблять большие усилия, чтобы отделить чистое зерно от шелухи. Невольно подумаешь, что авторы хотели играть в прятки со своими читателями — так часто случайное становится у них на месте существенного, главное смешивается с посторонним, басня с фактом. В отношении к этим историческим трудам летопись Акрополита может служить Ариадниной нитью, которая дает читателю возможность не заблудиться в бесконечной путанице передаваемых ими фактов.
33
Михаил Палеолог умер в том самом году, в котором Акрополит ездил послом к Иоанну болгарскому. Между тем у Пахимера в первой книге «Истории Андроника Палеолога» мы читаем: «Андроник воспользовался благоразумным советом, который давали ему очень многие лица и особенно Феодор Музалон, которого отец (Михаил Палеолог) назначил великим логофетом на место умершего Акрополита». Pach. hist Andr. Paleol. Lib 1, cap 1.