3. По удалении его из Константинополя жители отправили послов к итальянцам с объявлением, что они согласны принять в город сына Исаакова — Алексея, который, по-видимому, был причиной этой распри, и провозгласить его императором. И действительно, отрок был введен в город и провозглашен императором единодушно всеми на тех условиях, которые заключил он с сопровождавшими его итальянцами. С этого времени жители города и итальянцы, по-видимому, помирились. Но когда итальянцы потребовали исполнения обещаний и уплаты издержек, граждане нашли их требование несоразмерным со своими средствами и объявили, что они не могут дать так много денег[41]. По этому случаю в городе возникло смятение. Отец Алексея Исаак Ангел (он был еще жив, хотя вскоре после того помер), когда не был еще взят Константинополь, предложил собрать прежде всего церковные драгоценности[42] и с них начать уплату обещанного итальянцам, остальное же выдать из царской казны и из достояния городских жителей. Но в то время как шел спор об этом предмете и с той и с другой стороны пересылались послами, сын Исаака Алексей был убит Алексеем Дукой, которого тот почтил достоинством протовестиария[43], а жители прозвали за один природный недостаток Мурзуфлосом[44]. Затем этот Алексей был провозглашен императором. Итальянцы вследствие этого пришли в неистовство и начали ожесточенную борьбу с константинопольцами. Тогда эти последние сделали и другое, достойное одобрения распоряжение. Именно — лица, имевшие власть и вес в городе, положили выслать из него латинян, живших в Константинополе, для того чтобы они не состроили им здесь каких-либо опасных ков. Вследствие этого многие тысячи этих перебежчиков перешли к врагам, обязавшись наперед клятвой, что они не только не предпримут ничего вредного для них (константинопольцев), но и умрут вместе с ними, если будет нужно, как соотчичи их и земляки. Оставляя жен своих и детей, они не просили даже о том, чтобы поместить их в более безопасных местах. А между тем, выйдя из города, они много помогли врагам как самой многочисленностью своей, так и знанием дела.
4. Прошло сорок дней после этого, и Константинополь был взят ими 6711 (1203) г. от сотворения мира, 12 апреля[45]. Они прибыли сюда в мае 6710 г., а в 11 месяц после этого случилось самое опустошение города. И этот огромнейший и славный город был взят, как сказывают, одним или двумя воинами, взошедшими прежде других на стену по лестнице, которую они прикрепили к мачте огромного палубного корабля. То, что произошло вслед за этим в городе, потребовало бы от нас слишком длинного описания, далеко выходящего за пределы нашей истории. А пусть лучше всякий сам себе представит все те бедствия, каким подвергаются города пленяемые: убийства мужчин, похищения женщин, грабежи, разрушения жилищ и все другое, что обыкновенно производит меч. Словом, овладев городом, итальянцы устремились на него как будто с некоторой высоты и рассеялись и по западным его сторонам, и по восточным. Но прежде подверглась их нападению западная сторона, где все бежали от них, как будто от кары небесной.
5. Между тем император Алексей Ангел, убежавший, как мы сказали, из Константинополя, прибыл к Филиппополю и, будучи не принят его жителями, отправился в Мосинополь, где и утвердил свое местопребывание. А Алексей Дука, умертвивший Исаакова сына, желая вступить в родство с ним (императором Алексеем), вслед за убийством сына Исаакова взял в супружество дочь императора Алексея Евдокию, последнюю из дочерей его. Их было у него три, из коих первая называлась Ириной — ее он выдал за Алексея Палеолога, которого почтил титулом деспота[46], но он умер еще до взятия Константинополя; вторая называлась Анной — ее он сочетал браком с Феодором Ласкарисом; а третья называлась Евдокией и была обручена своим отцом еще малолетней с королем Сербии[47], но этот по какому-то подозрению[48], как сказывали, отпустил ее обратно к отцу, у которого она и оставалась. Эту-то самую и взял себе упомянутый Алексей Дука, оставив собственную жену. Когда Константинополь был взят итальянцами, и он (подобно тестю) удалился оттуда, взявши с собой супругу свою Евдокию. Узнав, что тесть его император Алексей находится в Мосинополе, он имел смелость отправиться к нему; между тем император ненавидел его по многим причинам, а больше всего за свою дочь. Однако же он принял Алексея с притворной лаской и даже велел изготовить баню для него и для своей дочери. Но в то время как Алексей находился в бане, вдруг напали на него люди, подосланные императором Алексеем, и там же лишили его зрения. Очевидцы этого события рассказывали, что дочь, стоя при входе в баню, ругала отца бранными словами, а он укорял ее в постыдной и своевольной любви. Ослепленный таким образом Алексей Дука блуждал по окрестностям Мосинополя, переходя с места на место, как заблудившийся; а император Алексей, поднявшись отсюда, отправился к пределам солунским. Между тем некоторые итальянцы, оставив Константинополь и разъезжая по стране, добрались и до Мосинополя и, найдя здесь Мурзуфлоса, взяли его в Константинополь и, поставив ему на вид злодеяние, совершенное над сыном императора Исаака[49], приговорили лишить его жизни, сбросив с какой-нибудь возвышенности; для этого подняли его на высочайший столп, называвшийся Тавром, и свергли оттуда. Таков был конец его жизни! Между тем император Алексей прибыл в Солунь.
42
Религиозное чувство греков было возмущено той бесцеремонностью, с какой исполнители этого императорского распоряжения сдирали с образов церковных серебряные и золотые ризы и забирали священные сосуды и потом все это переливали, чтобы обратить в слитки и удовлетворить латинян. Такое оскорбление народной святыни окончательно воспламенило религиозные страсти греков, значительно подогретые унизительными для Церкви и государства условиями сделки императора с латинянами. Здесь причина гибели Алексея и успеха — хотя кратковременного — Мурзуфлоса.
44
Он постоянно хмурил брови и смотрел насупленным. (Н. Хониат в истории Исаака Ангела и сына его Алексея). По свидетельству Блонда (De Gestis Uenetorumn), он собственными руками задушил несчастного Алексея, после того как два раза данный яд не произвел действия от принятых молодым императором противоядий.
45
Никита Хониат указывает тот же месяц и число, но другой год, именно 6712 от сотворения мира (1204). Показание Акрополита вернее, как доказал это Балдуин.
46
Титул деспота был обыкновенным титулом сыновей и братьев царствовавшего императора, также севастократора, кесарей и патриарха. Но по преимуществу это был титул старшего сына императора, обыкновенно наследника престола. Впрочем, иногда по дружбе или по родству давался и другим знатным лицам, как, например, здесь дан был императором Алексеем зятю своему Алексею Палеологу.
47
Никита Хониат в своей истории царствования Алексея Комнина (кн. 3) говорит, что эту Евдокию выдал за Стефана, сына Неомана, короля трибаллов (так называет он сербов), дядя ее Исаак в то время, как отец ее Алексей убежал в Палестину и жил у мусульман.
48
Подробнее и вернее рассказывает об этом Н. Хониат. Из его многословного рассказа мы извлечем только главное. Стефан имел уже от Евдокии нескольких сыновей, когда, наконец, их любовь друг к другу начала ослабевать по подозрениям во взаимной неверности. Эти подозрения повели к постоянным жалобам друг на друга, и отношения супругов сделались до крайности натянутыми. Желая разом отделаться от супруги, сделавшейся наконец ненавистной, Стефан обвинил ее в прелюбодеянии и выгнал из дому в одной рубашке. Брат Стефана Вольск, возмущенный таким бесчеловечием, старался примирить супругов, но, не успев в этом, препроводил Евдокию, прилично ее сану, в Диррахий, откуда и взял ее к себе отец ее Алексей. Хон. Ист. Цар. Алек. Комнина, кн. III.
49
Мурзуфлос оправдывался тем, что молодой Алексей был предатель отечества (латинянам) и за это понес должное наказание и что во всяком случае в его смерти виноват столько же он (Мурзуфлос), сколько и все жители Константинополя, в сочувствии которых к его поступку — лучшее его оправдание.