69. Переправившись через Геллеспонт, император с возможной поспешностью достиг областей Лидии и расположился лагерем около Сард. Когда войско персидского султана было рассеяно, он, имея сердце робкого оленя[165], как сказал бы поэт, оставил свою страну и явился беглецом к императору. Этот принял его дружески и, одарив как его, так и бывших с ним подарками, отпустил в свою страну и дал им небольшой отряд до 400 человек. Начальником над этим отрядом сделал бывшего тогда приммикирием царского двора Исаака Дуку, которого звали еще Муртзуфлом, — так прозвали его породу люди, привыкшие в шутку давать прозвища. Персидский султан, желая отблагодарить императора, подарил ему город Лаодикию, в который и введен был римский гарнизон. Но обладание этим городом было непродолжительно: он опять перешел к мусульманам; римлянам не было никакой возможности удержать его в своей власти. Не имея сил бороться с татарами, султан, посоветовавшись со своими вельможами, вступил с ними в переговоры и соглашение. Мусульмане подчинились татарам и сделались их данниками. А Михаил Комнин Палеолог[166], о котором часто мы упоминали, взяв с императора клятву насчет своей безопасности, возвратился к нему, восстановлен был в своих правах и получил все свое имение.
165
Акрополит припоминает здесь известный стих «Илиады», в котором Ахиллес называет Агамемнона пьяницей с глазами пса и с сердцем оленя. Οινοβαρες κυνος ομματ εχων, κραδιην δλαφοιο. Илиада песнь 1, стр. 225.
166
По словам Григоры, Михаил Комнин был вызван на родину успокоительным письмом императора Феодора, который клятвенно уверял его, что ему не будет сделано ничего дурного. Этому письму, по уверению Пахимера, предшествовало ходатайство в пользу Палеолога перед царем со стороны иконийского епископа, которого Михаил Палеолог просил быть посредником между собой и императором и который действительно взялся за это дело и письменно ходатайствовал перед Феодором за Михаила. Вследствие этого-то ходатайственного письма император, по словам Пахимера, собственноручным ответом обезопасил беглеца, что от царского гнева он не потерпит ничего неприятного, если возвратится на родину. «И действительно, смирившийся был принят великодушно: для возвратившегося отверсты были объятия, сознавшемуся, что его вина непростительна, выражено сочувствие и возвращены прежние почести. Но ограждая безопасность Михаила своей клятвой, император хотел обезопасить самого себя и свое потомство от предполагаемых узурпаторских видов Палеолога и в свою очередь взял с него страшную клятву, что он не будет иметь никаких видов на императорский престол никогда». Так, по крайней мере, рассказывает Григора. «Таким образом, римская земля опять увидела Палеолога, не прежде, впрочем, чем он сам засвидетельствовал страшнейшими клятвами, что останется неизменно верен царю, что никогда не выйдет из границ повиновения, не станет никогда домогаться верховной власти и возвращаться к тому, что прежде на него было говорено и что могло бы снова возбудить прежнее подозрение, уже уничтожившееся, но будет хранить и соблюдать всегда то же расположение и ту же любовь как к самому царю Феодору, так и к сыну его Иоанну и будущным преемникам их дома и царства». См. Рим. ист. Григ. кн. III, гл. 2. Ист. Михаила и Андроника Палеологов кн. 1, гл. 10.