Жестокими смутами отозвалась эта уния в Восточной Церкви. «С того времени, — рассказывает правдивый очевидец, — дела пришли в совершенное расстройство, люди начали чуждаться друг друга, и между тем как один желал общения в божественных собраниях, другие говорили: «Не прикасайся, ниже осяжи» — и отчуждение простирали до того, что не хотели ни из одной посуды пить, ни вместе разговаривать. Разделение увеличивалось с каждым днем, и с кем кто сходился вчера, от того отворачивался сегодня. Как больной желудком, подвергаясь, сверх того, какой-нибудь новой болезни, вдвойне страдает и чувствует, что первая болезнь от столкновения с другой еще более усиливается, особенно если они столь различны, что лекарство, служащее к облегчению первой, действует на другую противоположно и расслабляет больного, — так точно было тогда и с Божией Церковью. Претерпевая довольно зла от раскола арсениан, она испытывала теперь еще другое зло, и притом так, что обе эти болезни, терзавшие великое и прежде здоровое тело Церкви, когда бы стал ты рассматривать их отдельно, не только сами по себе — величайшее зло, но и не сродны одна с другой. Те самые люди, которые одинаково не согласны были со всякой другой партией, разногласили еще и между собой и способствовали умножению разделений — одни так, другие иначе, одни просто, другие с большей ревностью. Кто может достойно оплакать тогдашнее состояние Церкви, когда всякое беззаконие отступников считалось ни во что и когда казалось гораздо выгоднее принять соглашение, нежели находиться в церковном общении? Впрочем, не все, что делалось тогда дурного, было объявляемо: многое, совершавшееся втайне, оказывалось злом еще большим. Люди бедные были подкупаемы щедрыми подарками злонамеренных и, увлекаясь ими, молчали. Когда же говорившие были злонамеренны, а слушавшие — просты и необразованны, тогда толки говоривших казались достойными вероятия. Человеку необразованному благоразумие не позволяло рассматривать дело, но внушало спасаться, не вдаваясь в эти хлопоты. А кто под предлогом утверждения себя в вере тронул бы и поднял известный вопрос — тот ох какой бы получил насморк! Но если, напротив, начинали в чем-либо убеждать его самого — он должен был слушать скромно, показывая вид, что далее лопаты, заступа да насущного хлеба ничего не знает. Многие находили тогда многих и такими (ибо мое слово касается не всех), что они знали, в чем состоит разногласие Церквей, знакомы были с историей, читали писания, понимали важность обвинений, которыми одна Церковь преследует другую, и, однако же, пользовались обстоятельствами не меньше умеренно, как и осторожно, — это было хуже самого раскола. Может быть, надлежало бы им столько разногласить со своими, сколько в недавнем времени разногласили они с итальянцами; однако же иные и тогда, по нужде, как говорили, имея с ними общение, отделялись от своих братьев, будто от заразы. Впрочем, довольно об этом. Вижу, что чувство увлекло мою речь далее надлежащего»[32].