ИРЛИ, ф. 524, оп. 1, № 2, заглавный лист второй тетради; ср.: Описание ИРЛИ, с. 8–9.
1829. Первая редакция «Демона».
Лермонтов, АН СССР, т. IV, с. 221, 415.
«1829 год». Дата рукой Лермонтова на обороте рисунка в альбоме М. А. Столыпиной. На рисунке изображен разбойник, нападающий в лесу на всадника.
ГПБ, альбом М. А. Столыпиной, с. 84; ср.: Н. Рыбкин. Материалы к биографии Белинского и Лермонтова. ИВ, 1881, т. VI, кн. 10, с. 377; ЛН, т. 45–46, 1948, с. 97; воспроизведение рисунка см.: Описание ГПБ. с. 15.
1830
Начало года. Написана вторая редакция «Демона».
Помета Лермонтова в автографе: «Писано в пансионе в начале 1830 года».
Лермонтов, АН СССР, т. IV, с. 226, 420 и т. VI, с. 392.
«1830 года в начале». Помета Лермонтова рядом с текстом стихотворения «Один среди людского шума».
И. Л. Андроников. Рукописи из Фельдафинга. «Записки Отдела рукописей Государственной Библиотеки СССР им. В. И. Ленина», вып. 26, М., 1963, с. 15.
Первая половина января. Возможная поездка Лермонтова с Е. А. Арсеньевой из Москвы в Саратов на свадьбу Афанасия Алексеевича Столыпина и Марии Александровны (рожденной Устиновой). Свадьба была назначена на 15 января.
Л. И. Прокопенко. <Поездка Лермонтова в Саратов>. Неизвестная страница биографии Лермонтова. «Земля родная», лит. — худ. альманах, № 17, Пенза, 1957, с. 26–27; Письмо Д. В. Давыдова к П. А. Вяземскому от 15 декабря 1829 г. «Старина и новизна», СПб., 1917, кн. 22, с. 41; Письмо Д. В. Давыдова к П. А. Вяземскому от 29 января 1830 г. Там же, с. 42.
Вторая половина января. Лермонтов после зимних вакаций приступил к занятиям в Московском университетском благородном пансионе.
Первая половина февраля. Письмо Лермонтова* к М. А. Шан-Гирей о Шекспире и русских переводах «Гамлета».
«Мне здесь довольно весело: почти каждый вечер на бале. — Но великим постом я уже совсем засяду. В университете все идет хорошо».
Лермонтов, АН СССР, т. VI, письмо № 4, с. 407.
* Не исключена возможность отнесения этого письма к февралю 1831 или 1832 г. Об этом письме и истолковании Лермонтовым образа Гамлета см. статью Б. М. Эйхенбаума «Драмы Лермонтова» в кн.: Б. М. Эйхенбаум. Статьи о Лермонтово. Изд. АН СССР, М.-Л, 1961, с. 136–144.
24 февраля. В издании В. С. Львова «Листок» без имени автора напечатан анекдот: «Первый блин, да комом». В текст анекдота полностью вошла эпиграмма «Три грации считались в древнем мире», вписанная, по свидетельству Е. Сушковой, Лермонтовым в альбом одной его чембарской знакомой.
«Листок», 1831, 24 февр.; Сушкова, с. 123; ср.: сб. «Почесть», посв. Дринову, Харьков, 1908, с. 75–78 и В. Петров, Сочинения, ч. III, СПб., 1911, с. 308.
Конец февраля — начало апреля. В автографе «Джюлио» Лермонтовым обозначено: «Повесть. 1830 год»; рядом со словом «Вступление» приписка: «1830 года великим постом* и после. Я слышал этот рассказ от одного путешественника».
Лермонтов, АН СССР, т. III, с. 67 и 318; т. VI, с. 390.
* Великий пост в 1830 г. продолжался с 23 февраля по 5 апреля.
11 марта. Московский университетский благородный пансион посетил Николай I.
«Неожиданно приехал сам император Николай Павлович…, до того неожиданно, непредвиденно, что начальство наше совсем потеряло голову. На беду государь попал в пансион во время „перемены“, между двумя уроками, когда обыкновенно учителя уходят отдохнуть в особую комнату, а ученики всех возрастов пользуются несколькими минутами свободы, чтобы размять свои члены после полуторачасового сидения в классе. В эти минуты вся масса ребятишек обыкновенно устремлялась из классных комнат в широкий коридор, на который выходили двери из всех классов. Коридор наполнялся густою толпою жаждущих движения и обращался в арену гимнастических упражнений всякого рода. В эти моменты нашей школьной жизни предоставлялась полная свобода жизненным силам детской натуры; „надзиратели“ если и появлялись в шумной толпе, то разве только для того, чтобы в случае надобности обуздывать слишком уже неудобные проявления молодечества.
«В такой-то момент император, встреченный в сенях только старым сторожем, пройдя через большую актовую залу, вдруг предстал в коридоре среди бушевавшей толпы ребятишек. Можно представить себе, какое впечатление произвела эта вольница на самодержца, привыкшего к чинному натянутому строю петербургских военно-учебных заведений. С своей же стороны толпа не обратила никакого внимания на появление величественной фигуры императора, который прошел вдоль всего коридора среди бушующей массы, никем не узнанный, — и, наконец, вошел в наш класс, где многие из учеников уже сидели на своих местах в ожидании начала урока. Тут произошла весьма комическая сцена: единственный из всех воспитанников пансиона, видавший государя в Царском селе, — Булгаков узнал его и, встав с места, громко приветствовал: „здравия желаю вашему величеству! “ — Все другие крайне изумились такой выходке товарища; сидевшие рядом с ним даже выразили вслух негодование на такое неуместное приветствие вошедшему „генералу“… Озадаченный, разгневанный государь, не сказав ни слова, прошел далее в 6-й класс и только здесь наткнулся на одного из надзирателей, которому грозно приказал немедленно собрать всех воспитанников в актовый зал. Тут, наконец, прибежали, запыхавшись, и директор, и инспектор, перепуганные, бледные, дрожащие… Император, возвратившись в зал, излил весь свой гнев и на начальство наше, и на нас, с такою грозною энергией, какой нам никогда и не снилось. Пригрозив нам, он вышел и уехал».