Утром пошли смотреть, сколько мы их побили. Назади лежали офицеры с "костылями" [13], у каждого солдата по полфляги рому. Видно, не успели допить. У убитых позабирали фляги с ромом и галеты. Ром намного лучше нашей водки, а галеты потому как у нас тогда был один черный суррогат. Некоторые хотели взять себе в чем нуждались из одёжи. Были хорошие "венгерки" - поверху сукно и подбиты курняем [14]. Но другие казаки не позволили. Нехорошо это, не по православному.
На другой день немец пошел в наступление на румын, которые были слева от нас. Он их быстро смял и выставил нам во фланг пулеметы. Начал нас засыпать. Пришлось отойти на другую горку. За этот бой тоже дали Георгия. Уже II-й степени. Потом были и другие бои, но я их не запомнил. За Карпаты меня еще раз представляли к Георгию I-й степени. Но только Второй степени я успел получить, а Первой - нет. Стали перебрасывать с одного места в другое, и крест не дошел до меня [15].
Тогда наш кавалерийский корпус срочно был переброшен с Карпат под Бухарест. Немец вёл наступление на румын, которые были слабы в боях. К тому же вооружены плохо. Пушки возили на быках. У каждого их погоныча зимой был подмышкой пучок соломы. Во время отдыха солдат поджигал солому и грел руки. Но вина в Румынии много. В ином месте воды меньше. Но они, в общем, воры. У командира сотни украли лошадь. Потом нашли в горах. Они её всю остригли.
А когда становишься на квартиру, береги сумы, а то очистят и мыло, и сахар. А наши казаки у них - вино. Там в одной деревне мы в хате устроили свидание с братом моей жены. Я его ни разу не видал. Когда его сестру взял в жены, он - Митрофан Семенович - как раз служил. Потом уже я ушел на службу. Только на шестом году и свиделись. Собрались человек десять, было вина с ведро. В то время как раз хозяин пришел с войны к жене ночевать. Я ему поднес кружку вина. Он принял и спрашивает: "Штыву романешты?" Отвечаю: "Аляко штыву! Небун вино!" Говорит жене: "Принеси пол кановки (?) хорошего вина!". А наши казаки подсмотрели, где хорошее вино и тихонько оттуда стали пить, как своё. Были и казаки-воры.
Примечания:
1. закогочет - загогочет
2. линейки - повозки
3. крестцы - стога
4. цейхгауз - вещевой склад
5. сумы - седельные сумы
6. под снарядами - под обстрелом
7. слабосильная команда" - команда выздоравливающих
8. Сейчас польский город Хелм
9. упала - сдохла
10. барак - овраг
11. щелкнул - застрелил
12. гор - до Карпат
13. "костыли" - видимо, трости
14. курняй - цигейка
15. Старшая сестра моего отца тетя Даша в 30-е годы, когда на Волге был голод, снесла три креста и две серебряные медали "За храбрость" в Торгсин. На эти деньги купила мешок муки и тем спасла детей от голодной смерти. Дед Андрей, когда узнал, сильно обиделся и еще долго вспоминал ей это (В.Б.).
====================================================
Глава четвертая.
Фото: 1924 г. жена Андрея Быстрова Надежда Семеновна.
-----------------------------------------------------------
"В 1917 году в январе месяце наш полк вывели из Румынии на отдых и расквартировали около города Херсона. Первый раз мы тут уже коротко отдыхали в 1916 году после прорыва генерала Брусилова на Черновцы. Потому в деревне нас встретили как старых знакомых. Кой у кого там были знакомые хохлушки. Казаки были усталые, грязные и вшивые, а лошади заморённые. Пока мы там стояли, в феврале месяце пришла весть об отречении Государя от престола. Правление перешло Временному правительству. Никто толком не понял, какое это правительство, и почему оно временное. Друг друга спрашивали, что после него будет. В полку стали делать митинги и произошел раскол. Которые говорят, войну нужно продолжать до победы. Другие говорят, войну нужно кончать, потому надоело вшей кормить, никакие Дарданелы нам не нужны. Были такие офицеры, которые политику знали больше. Особенно был такой Постышев. Он уговаривал казаков всё (вооружение) забирать с собой и идти полным строем на Дон. Там вместе с Кубанью и Кавказом отделяться и делать свою втономию [1]. Отделиться от России и занять границу у станции Поворино [2].
Потом избрали полковой комитет из 12 человек. 3-я сотня в него выбрала меня. Правду сказать, функции свои мы не знали. Никаких книжек [3] не получали, инструкции никто не рассказывал. Тогда пригласил полковой комитет к себе матросов из Одессы. И то командиры были недовольны, как получалось двоевластие.
Матросы приезжали раза два. Говоруны. Созовём митинг, матросы освещают нам политику. Им накидают денег на трибуну, а они за ночь деньги пропьют, в карты проиграют и уедут - говорили, назад в Одессу.
После получили приказ генерала Корнилова, чтобы срочно нашей дивизии и всему корпусу грузиться в вагоны и ехать на Петроград защищать Временное правительство. Погрузились, поехали. Доехали до станции Луга. Там сказали, дальше поездом ехать опасно, надо в конном строю. Приказано ночью без подмостков коней выгрузить. Наш полковой комитет собрался, и постановили ночью коней из вагонов без подмостков не выгружать. Можно им ноги поломать. И на Петроград до выяснения не идти. Здесь солдаты по вагонам стали бегать. Говорят: "Братцы-казаки, мы с вами сколь лет били вместе немцев. А теперь нас хотят стравить промеж собой. У нас ведь на каждой дороге пулеметы стоят. Не ходите, братцы!" Утром нашего командира корпуса генерала Крымова вызвал Керенский. Что они промеж себя говорили, неизвестно, но генерал Крымов сам себя (за)стрелил. Днем мы выгрузились и нас развели по деревням на квартиры. Я стал с двумя казаками к одной женщине. Спрашиваю: "Почему у вас по улице бороны лежат кверху зубьями?" Говорит: "Это идут корниловцы. От них". Я ей говорю: "Ну, смотри на нас. Мы вот и есть корниловцы". И она, и мы смеемся. После говорит: "Но здесь еще отряд был. Из какой части, не знаю. Кричали: "Наша всех резить!". Я понял, что это была Дикая дивизия из кавказцев, все князьки да бароны. Вот и напугали местных жителей.
В одну ночь я вышел на улицу. Иду мимо коней и один конь ударил меня задней ногой выше колена - а копыто кованое. Здорово зашиб, нога распухла. Отправили в Петроград в больницу Петра Великого, где я лежал больше месяца. Тоже посмотрел Петроград. Никакого порядку. На трамваях ездили бесплатно. Всюду семечные шкорки [4], никто не подметает. Прошпекты Литейный и Невский заросли в мусор. После больницы [5] я взял седло, сумы свои и поехал домой.
В 1918 году наш полк после прибытия из Петрограда стал в Михайловской слободе [6]. Я поехал в полк и взял своего коня, с которым был все восемь годов [7] к себе в хутор. В том же году меня выбрали в хуторе Черемуховском хуторским комиссаром - как я добровольно из армии ушел и, значит, был за советы. Тогда советскую власть многие ненавидели. Меня в 1918 и 1919 году два раза водили на расстрел, а один раз хотели повесить. Но товарищи, которые тоже были за советы, выручали. По новому закону [8] земли все отходят простым казакам. Но многие старые казаки из зажиточных, которым было жалко своих участков, добром не уступают. Для примеру, было у нас постановление хуторского собрания изъять участок за балкой Песковатой у Барышникова Евсея и Филимонова Дмитрия и разделить на весь хутор под бахчи по душам [9], но они добром не хотели. А сын Евсея Барышникова Ефим был председатель станичного исполкома. И старики знали, что он их поддержит. Чтобы выполнить постановление хуторского собрания, я собрал еще одно и задал этот вопрос. Там были выборные, но много тоже из зажиточных. А еще приехал сам Ефим Барышников. Говорит: "Посмотрите на товарища Быстрова. Уже начал земли отбирать, устанавливать на хуторе свои порядки". Я достал из кармана брошюру Ленина, говорю: "Вас товарищ председатель неправильно информирует. Я не свои порядки устанавливаю, а действую по декрету тов. Ленина". Начал брошюру им читать. Но читать мне не позволили. Поднялся шум. Кто - за меня, другие - на меня с кулаками, грозят. Прошу председателя Ефима Барышникова привести собрание к порядку. Вижу, он этого шуму желал. Ждал, что меня старики стащат с трибуны и бока намнут. Не случилось. Мимо шел отряд красноармейцев и услышали шум. Командир заглянул в дверь. Я его рукой позвал и рассказал, в чем дело. Он тогда сразу сказал, что это контрреволюция. Да так громко, что старики присели на место и перестали шуметь. Участок тогда у Барышникова Евсея и Филимонова Дмитрия мы забрали.