В конце сентября 1930 года ко мне пришел товарищ, который работал в сельсовете в Раковке. Предупредил, что нас будут из хутора выселять. Я сказал, что ждать не буду и сам уйду. Он ответил: "Ты, односум [5], горячку не пори. У тебя дети, жена - куда ты уйдешь? В хуторе полно милиции. Завтра подвезут с других хуторов и повезут". Куда повезут, никто не знал. Следующим днем после обеда к нашему двору подъехала подвода в пару быков. Брат Ермолай с женой Татьяной, которых тоже выселяли, помогли сгрузить наши узлы на подводу. Поехали к школе. Там тоже стояло больше десятка других подвод. Женщины и дети плакали в голос. У школы ждали четверо милиционеров верхами [5]. Двинулись и поехали за хутор. Ехали дотемна. Потом старший конвоя сказал казакам подойти (к нему). Я с братом Ермолаем тоже пошли. Говорит: "Становитесь на ночлег. Подводы собирайте вместе и отдыхайте до утра. Кто захочет бежать, будем задерживать (вплоть) до применения оружия". Спать разместились прямо на подводах. Быков распрягли, дали сена. Утром опять тронулись. Ехали весь день. Вечером стали в какой-то малой балке. Края у неё пологие, а по дну было пересохшее русло ручья. Переночевали. Поутру старший конвоир сказал, что дальше не поедем. Надо выгружаться и строить себе жильё. Разгрузились. Три конвоира собрали все подводы и уехали в Раковку. Один остался для охраны лагеря. В балке осталось в зиму без крыши и еды 20 семей. Позавтракали, чем Бог послал. Я взял сына Ваню и пошел разведать места окрест. Пошли по балке вниз. Примерно в версте ушла балка в овраг. В начале была большая яма с водой. Я обрадовался, что есть вода, а то могли и без воды оставить. В сторонке лопатой разметили с сыном землянку. Были рядом места и для других землянок. Вернулись к остальным и рассказали как есть. Решили пока сухо рыть землянки. Еще от каждой землянки взять по человеку рыть колодец. Пока рыли, сыны наши собирали по оврагу ежевику. За день по ведру набрали.
Землянок решили нарыть по одной на две семьи. Получилось отрыть 10 землянок. Мы рыли на двоих с братом Ермолаем. Казаки, которые рыли колодец, рубили в овраге деревья для иструба [6]. Заодно сделали лестницу в колодец. Меня без голосования сделали старшим. Теперь по каждому важному делу приходили советоваться. Одним днем сбегал на хутор (Черемуховский). Обернулся ввечеру следующего дня. Охранник не заметил. Охранники дежурили сутками, потом менялись. Тот, который был с нами, всегда спал на холодке. На хуторе попросил казаков привезти материал для землянок, а то пропадём. Зять Костя стал возить бревна и крышу с нашего амбара. После привез доски с катуха, в котором жили на Раковке. Возили не до самого лагеря. Выгружали в балке, что до оврага. Охранник не видел. А может видел, но не говорил, потому (что) указаний никаких от начальства не имел.
Котлован для землянки мы с Ермолаем сделали глубокий и собрали в нём наш амбар из Черемуховского. Попереду и с заду прорезали окна и вставили рамы из досок со стеклами. Кирпич Костя тоже привёз. Из него с Ермолаем сложили печь. Из досок от катуха постелили пол, сделали лежаки. Стол и табуретки Костя привез с хутора. Перед входом сделали чулан для продуктов и дров. Продукты Костя возил с хутора. Женки моя и Ермолая их переделывали на хранение на зиму. Мы и остальные казаки собирали хворост, сучья, дерево из оврага на дрова на зиму. Из сухостойной травы тоже вязали вязанки. Один раз приехала дочь Даша. Привезла кошку. Говорит: "Начнутся дожди, полевые мыши всё поедят". Я посчитал, сколько нас тут. Получилось почти полсотни душ взрослых и старших детей, которые уже в возрасте. Еще было 20 душ детей младших. Дети играли в яру [7], собирали ежевику. Так было почти месяц. Потом пошли дожди. С того (времени) безвылазно сидели в землянках. В конце октября заболела моя жена Надежда Семеновна. Простудилась. Пролежала неделю, но не поправилась. Потом приехала дочь Дарья на быках и увезла её в Раковку. Я просил охранников, чтобы она забрала и сына Ваню, но они сказали, что на сына разрешения не было. С Дашей отправил в Раковку всё дорогое (ценное), что было. Тогда же решил уходить. Стал договариваться с братом Ермолаем. Говорю: "Уходи и ты. Не станут здесь держать без дела 20 казаков с бабами и детями. Вспомнят и увезут еще куда-нибудь на работы". Отвечает: "Христос терпел и нам велел. Что на роду написано, от того не уйдешь". Вижу, не уговорить его. На другой день ночью разбудил сына, наказал одеваться. Попрощались с Ермолаем и женой его Татьяной Логвиновной и ушли. Тогда ночью дождь шел и шума было мало. Прошли чуть более версты по дороге, после свернули в степь. Пошли целиной. Вижу, что-то двигается по дороге с двумя фонарями. То был автомобиль из милиции. Крикнул сыну, чтобы бежал за мной, и побёг к яру укрыться. В темноте края не увидел и упал прямо в яр. Сынок скатился рядом. Сунулся в карман - нет часов. Ваня спросил: "Что ищешь, батя?" Говорю: "Часы потерял. Которые за джигитовку дали". Жалко часов. Серебряные, Павел Буре да с памятной надписью. Почти целый час в темноте по оврагу на коленях ползал. Не нашел. Может, и сейчас там лежат.
Скоро вдали увидел огоньки. То был разъезд (?) на железной дороге. Я знал, что там ходит ночью поезд и думал, как не опоздать. Народу на станции было немного. Может 10 человек. Сидели на дубовых скамьях, а которые и лежали. На скамью я не стал садиться. Пошли с сыном в угол, который потемнее, и сели на полу. Тут скоро подошел поезд Москва - Сталинград. Запихались в последний вагон. Ехали недолго. Потом я снял с третьей полки сына Ваню, взял его сонного подмышку и вынес, когда поезд стал, на станцию Лог. Тут мне Даша с Костей заранее наняли (сняли) квартиру. Адрес я знал и пошли с сыном прямо туда. Там нас встретила дочь Даша и моя жена Надежда Семеновна.
Потом (в 1938 году) я узнал от зятя Кости (что) тем же декабрём (1930 года) всех казаков из нашего лагеря вывезли на ближайшую станцию и оттуда отправили в теплушках в Архангельскую область на лесоразработки. Там объявили, что осуждены на выселение за антисоветские высказывания. В 1932 году брат Ермолай на работе надорвался и через месяц умер. Жену его Татьяну Логвиновну в 1933 году отпустили, и она вернулась в хутор Черемуховский. Еще (Костя) написал, что по моему делу тоже разобрались и признали ошибку. Потому в сельсовет прислали бумагу, что могу вернуться домой. Но я уже решил не возвращаться.
А насчет моих доносчиков зять мой Лёвин Константин Иванович после уже в году 60-м узнал в архивах и мне написал. Все Керины, Барышниковы и председатель сельсовета Кузнецов Андрей скоро после раскулачивания сами всё распродали и убежали кто куда. Кто в Кузнецк, кто в Барнаул. Потому сами настоящими кулаками были и работников держали. И денег у них было припрятано много. Сельсовет остался без начальства. Барышников Данила Кузьмич потом всё равно попал в лагеря перед войной и отсидел 10 лет. Умер после войны. Барышников Фотей Кузьмич тоже сидел в тюрьме за кражу. На войну не попал, а после войны, когда всех амнистировали, умер уже дома. Барышников Тимофей Кузьмич после того раскулачивания сбежал в город Венев возле Тулы. А в 1941 году убежал к немцам и сотрудничал с ними. После войны нашли и арестовали. Умер на Колыме.