Так вот, для вступления, пожалуй, достаточно, теперь прямо перейду к рассказу о том, как у нас родилась Рената. Родилась она, стало быть, до срока, дней на двадцать раньше. Моя бывшая жена была без сознания, и Ренату извлекли кесаревым сечением. В тот день, когда мою бывшую жену оперировали, я был со своим взводом на стрельбищах и потому вернулся домой поздно. Хотя, по правде сказать, мог бы вернуться как минимум на час раньше, но мой взвод по стрельбе занял в части второе место, и я со своим заместителем младшим лейтенантом Вонятой зашел в буфет выпить стопочку. Хотя я, можно сказать, ничего и не выпил, но сидел там с ним как минимум около часа, потому что, естественно, ничего не предполагал (а если бы предполагал что, я бы с ним там, естественно, не рассиживался, уж поверьте). Тогда мы жили еще у моих родителей, и когда я вечером пришел домой, моя бывшая жена уже давно находилась в родилке в Кутна-Горе. Мой отец сидел в кухне с соседом, у которого была машина (у моих родителей сроду ее не было) и который при особой надобности возил нас. Уже по одному этому факту я понял - что-то стряслось, да и у обоих был такой вид, что это каждый бы понял. "Что стряслось?" - спросил я. Они ответили, что еще днем моя бывшая жена стала задыхаться и ее в момент забрала "скорая". Стоило им это только выговорить, как меня охватил такой страх за мою жену, что я быстрехонько рванул в гостиную, чтобы немного успокоиться. По правде сказать, я залез там на минутку под стол, что постороннему человеку, естественно, может показаться чуточку странным, но к такому делу я привык с раннего детства, и в минуты, когда у меня, с позволения сказать, шалят нервы, мне это и впрямь помогает. А почему бы и нет, говорю я себе, нынче-то люди, чтоб успокоиться, ежедневно глотают магний, а то и нюхают всякую дрянь до потери сознания, и оно как бы в порядке вещей. А вот ежели человек минут на десять залезет под стол, так его сразу зачисляют едва ли не в психи. Однако отец с соседом скоро пришли за мной, и мы покатили в Кутна-Гору. Всю дорогу молчали, что, думаю, понять можно. Когда мы подъехали к родильному дому, мою бывшую жену как раз перевозили в реанимацию в Колин. В грузовом лифте я ехал с ней рядом, а потом провожал ее к "скорой". Она уже пришла в сознание, но во мне все так дрожало, что ничего толкового я сказать ей не мог, за что корю себя по сей день (а что мы с ней теперь в разводе, не имеет никакого значения). Доктор сказал, что это была так называемая родовая эклампсия и что в Колине условия у нее будут получше. Отцом Ренатки он почему-то посчитал моего отца - в нормальных обстоятельствах это был бы форменный ужас, но тогда ни на какие ужасы времени не хватало. Рената, естественно, уже родилась, но осталась в Горе. То, что мою бывшую жену разлучили с ребенком, естественно, для нее было тяжко, но, к счастью, через два-три дня состояние ее настолько улучшилось, что ее снова перевезли в Кутна-Гору. Ездил я к ней автобусом едва ли не каждый день, хотя в палату к ней еще не пускали и приходилось подзывать ее к окну, которое, к сожалению, было на третьем этаже. В первый раз увидел я Ренаточку лишь с черного хода - туда нас однажды пустила сестричка, которой зять преподнес сервиз из огнеупорного стекла. Я взяток сроду не давал и давать не умел, так что за зятя тогда малость краснел, и потому трудно вспомнить, как Ренаточка выглядела (фотоаппарат в тот раз я не взял, ибо внутрь войти не рассчитывал). Помню только, что у нее уже были волосики, что была она жутко красная, но сестричка сказала, что это очень красивый ребенок. Не знаю, было ли это объективно или потому, что она получила взятку. Сам-то я судить об этом не мог, ведь мне было всего двадцать один и не так уж много новорожденных я на своем веку видел. Но нынче меня немного гнетет, что тогда по молодости я мало что запомнил.
В заключение хочу написать, что молодые люди и впрямь должны обзаводиться детьми чуть позже, только тогда, когда по-настоящему созреют для этого.
4.
Не прошло и недели, как стукнуло сестрице шестнадцать (к тому времени наши дражайшие предки уже четыре года были в разводе), а уж она намылилась на первое свидание. Дескать, один студентик Высшего художественно-промышленного училища пригласил ее на кофе.
- С каких это пор, сеструха, ты пьешь кофе? - говорю ей.
- С сегодняшнего дня!
Перед зеркалом в прихожей она напяливает на себя уж верно четвертую шмотку и вся сияет.
- Это мое первое нормальное свидание, - говорит она.
- А как выглядели твои ненормальные? - говорит мутер. -Те, что ты скрывала от нас?
- О тех и говорить не стоило, клянусь. Даже если кто-то в темноте в кино и сжимал мою руку - это что, по-твоему, было свидание? Было или не было?
- Думаю, не было, - говорит мать и подмигивает фатеру. - Думаю, то еще не было настоящим свиданием.
Папахен, который все утро так дергался, что под конец не выдержал и примчался проверить перед уходом сестрицу, сейчас как бы невзначай шныряет взад-вперед по маминой прихожей, руки в брюки, и старается типа возвышаться над происходящим. Он даже улыбается, что для лампасника немаловажно.
- О чем говорят на свидании? - спрашивает сестрица у матери. - Откуда мне знать, что надо говорить? Я уже сейчас из-за этого нервничаю.
- Мой тебе совет, - говорю я. - Всю дорогу говори ему: Нет! Честное слово, нет! Нет и нет, ни в коем разе! Все время одно и то же. Главное, чтобы без передыху!
- Хо-хо, - ухмыляется сестрица, хотя, на мой взляд, это совсем неплохая хохма для десятилетнего шкета.
- Кстати, сколько ему? - уточняет мать.
- Двадцать один. Но возраст не играет никакой роли.
- Точняк, - говорю я матери. - Главное, что голубки любят друг дружку, а?
- Так я идти не могу! - визжит сестрица.
Она изучает в зеркале свое отражение - зеркало от нее наверняка уже в полном умоте.