Мы быстро собрались и пришли на пристань. Возле небольшой ладьи копошился какой-то рыбак. Я подошел к нему и спросил:
– Эй, мужик, сколько стоит твоя лодка?
– Она не продается, – не оглядываясь, ответил рыбак.
– А если я тебе башку оттяпаю? – изобразил я агрессивного гопника.
Рыбак взял в руки топор и, оглянувшись, оценил могучую фигуру грабителя, уделяя особое внимание длинному мечу. После как-то неуверенно отложил топор в сторону и промямлил:
– Не губи. Детей сиротами не оставляй. Я без ладьи не прокормлю большую семью. У меня ребятишки мал, мала меньше.
– Сколько? – повторил я.
– Ну, постройка мне обошлась…
– Золотого хватит? – поинтересовался я.
Я, честно сказать, понятия не имел, сколько может стоить такое плавучее средство. Рыбак выразил возмущение предложенной ценой и начался торг, в котором я оказался настоящим «чайником». Насколько я знаю, в озерном крае используются в обращении серебряные монеты – кровны. Официально за этот брусок серебра можно купить дойную корову. Металлическая палочка имеет вес грамм сто, то есть она тяжелее имперского дубара раз в пять, но купить на них можно гораздо больше, чем в других регионах. Те же самые рабыни в империи стоили от полусотни дубаров, в султанате от тридцати серебряных монет имперской чеканки, а в озерном крае невольницу можно приобрести за две кровны, то есть цена начиналась от десяти дубаров. Однако мечи для обычных дружинников стоили от пяти местных палочек-монет и выше, то есть полкилограмма серебра. В целом экономическая политика в странах складывалась по-разному, и цены на те или иные товары варьировались от копеечных в озерном крае, до неподъемных в империи или султанате. К сожалению, я в тонкости не вникал. Эту информацию о мечах и невольницах я услышал краем уха от двух ваннов, сопровождающих королеву к древним камням. После этого они громко рассмеялись и сказали, что ни за что платить не собираются. Что поделать, таков менталитет воинов, которые нашли отдушину в грабительских походах.
То что для обычных ваннов естественно, у меня вызывало отторжение. Ну не мог я просто так отобрать лодку. Не по-человечески это. А если прислушаться к нашему торгу, то у меня возникло опасение, что я этому рыбаку по гроб жизни буду должен всего лишь за какую-то лодку-раньшину. Он напирал на то, что оказавшись во льдах, судно не повредит борта, потому что имеет яйцевидный корпус и его специально приспособили для походов весной или поздней осенью. Да, она метров десять в длину и три в ширину, с мачтой и кормовой надстройкой, но требовать за нее пуд серебра это как-то слишком много. Хотя, если учитывать трудозатраты и сложность изготовления досок, то вполне возможно, что именно столько она и стоила, но я же не ишак, чтобы таскать на себе шестнадцать килограммов серебра.
Неожиданно я ощутил на себе враждебный взгляд. Складывалось впечатление, что кто-то смотрит на меня через прицел и готов пустить в меня стрелу. Надо сказать, что я впервые ощутил подобное чувство. Раньше я не замечал ничего подобного. Однако после общения с так называемым богом Разным, у меня появилась новая способность, о которой я не догадывался. Это неприятно, когда между лопаток начинает чесаться и жечь, словно кто-то взял молодую крапиву и водит ею тебе по спине. И самое неприятное, что это чувство не проходит, пока не избавишься от навязчивого внимания.
Я замер и приготовился к бою, пропустив через мышцы порцию силы. Наконец стрелок спустил тетиву, и я ощутил его эмоциональный всплеск, словно он выдохнул воздух из легких и теперь судорожно вдыхая, восстанавливает нехватку кислорода.
Я сместился на шаг, и стрела пролетела мимо меня, вонзившись в плечо рыбака. Мужчина охнул, и я толкнул его на настил причала. После повернулся к Эльке и крикнул:
– Ложись дура!
Девушка моментально распласталась на бревнах, а я побежал в сторону стрелка. Лучник послал в мою сторону вторую стрелу, но я уклонился, так как начал чувствовать, куда целится противник. Осознав, что я несусь к нему, словно танк, стрелок попытался сбежать, но не успел. Я толкнул щуплую фигуру плечом и когда тот полетел на землю, замахнулся мечом. Неожиданно я узнал в парнишке Яську. Его испуганные глаза раскрылись и стали походить на блюдца. Я опустил клинок на самострел, который судорожно сжимал юнец и, разрубив его на две части, сказал: