- Пресс, закури папироску.
Алексей щелкнул трофейной зажигалкой, прикуривая сразу две:
- Когда я снимал в Иране… Я там видел ужасные ранения, просто кошмарные, но люди выживали, - сам не понимая для чего, сказал он.
- А знаешь, почему я еще не люблю мосты? - неожиданно спросил Вик.
- Молчи. Тебе лучше не разговаривать.
- Нет уж, Пресс, я очень хочу разговаривать. Я всегда старался держаться образа этакого молчуна. Мачо, бля. Ведь я никогда не водил группы. С моими-то сединами! Никогда. Все время лазил то за Кролом, то за Пирогом, - Вика как прорвало, - Вот и молчал все время. Крутого изображал. А у самого очко сжималось при виде стада кабанов. Но это были веселые годочки. Зона меня многому научила… А потом пришибла как мошку. Ведь все это было пустое. Да? Лишнее?
- Наверное.
- Денег я толком так и не заработал… А еще… Знаешь, Пресс, ведь я хотел тебя завалить… Очковал просто, совесть мучила… Но хотел… А ты вот меня жалеешь…
- Знаю, - вздохнул Алексей, - Ты бредил.
- На себе тащил… Сопли всю дорогу подтирал… Почему ты так делаешь? - прохрипел Вик, - Почему ты такой? Нет. Даже не так. Почему я не такой? Тут людей не осталось. Я тоже скурвился. Все блядями становятся, за спину никого не пропускают, режут друг-друга. Крысы одни. А ты - человек. Она тебя не берет что-ли?
- Еще как берет… Я уже давно не человек, Вик. Уже давно. Я - больной и знаю свой диагноз. Расстрелы снимал, даже пытки. Рука не дрожала. Вот ты как-то спрашивал, почему я тварям не удивляюсь… Здесь их сразу видно. Химера там или черви и ты точно знаешь, что они опасны. Все, как на ладони. Интересна только картинка, действие, движение. А за периметром те же твари, только в другом облике. Они каждый раз удивляют своей жестокостью. Каждый раз. Но пока ты наблюдатель - ловишь кайф. От того, что ты их показываешь, от того, что можешь выдержать всю эту мерзость, взять на себя и пропустить, словно через мясорубку. Ты думаешь, что раскрываешь людям страшное и они задумаются, возмутятся… А они… Прожевывают у экрана очередную булку, тыкая пальцем, и идут дальше по своим делам… Я мечтаю потрясти, до глубины души. Чтоб они подавились этой сраной булкой…
- Ты про какое-то задание говорил.
Вик зашевелился и Смертин различил в темноте выпирающую скулу. Черт возьми, они забились в этот подвал, как подстреленные псины. Убежали от всех, что бы тихонько издохнуть. Правильно Темка-косой говорил. Если тебе до тошноты плохо, найди собеседника. Тому может быть много хуже. Темку в Ливии так посекло осколками, что еле собрали. И с канала его уволили, но ребята не бросили. Постоянно деньги переводили. Темка сейчас бы стал хорошим собеседником. От этой всепроникающей темноты хочется выть. Руки так и тянуться к лишаю, чтобы содрать, соскоблить с себя эту мерзость. Зона верещит за хлипкой дверью сотней голосов голодных тварей, и размять страх может только слово. Вранье, что у стрингеров нет страха. Страх есть у всех. Просто у них он запрятан глубже некуда. Сейчас Смертин панически боялся, поэтому ногтями вцарапывался в любое слово. Чтобы разбавить гнетущую тьму, чтобы почувствовать, как рвут пустоту губы, чтобы ощутить себя пока еще живым.
- Хрень. Один олигарх просил съемки Чернобыля-2. Денег дал. Схемы бункеров. Хочет спецреп. Дед, что ли у него там работал… Или тайну радара еще при СССР расследовал. Короче какая-то семейная фигня, а заодно и желание у канала аудиторию собрать. Он же знал, что я всю Зону буду снимать. Съемки выкупил заранее. На самом деле все дело в чертовом тщеславии. Ударило тридцать лет, а ты все на одном месте. Мечты к черту. Константа. Надежды на прорыв начинают умирать.
- Знакомо.
Он тараторил без умолку и от этого становилось хоть чуточку легче.
- Так вот, я работал в обычной конторе, представь себе. Каждый день экран монитора перед носом. Работа, дом, работа, дом, работа, дом… Депрессовал жутко. Представь… Заканчиваешь универ. Куча планов. Готов мир перевернуть. А тут на три года в эту тюрьму… Беспросветно… Серая безликая масса. И ты в ней копошишься. Ты - часть. Тебя гложут мысли, кровь кипит, а ты только часть… обычной серой массы, - Смертин привстал, пытаясь в темноте разглядеть глаза Вика. Прочитать по ним, понимает он его или просто слушает молча. Это было важно. Алексею казалось, что именно здесь и сейчас это главное, - Трою победил обычный деревянный конь тщеславия. Самый поганый грех. Я хотел выделиться, и одновременно нужен был драйв, тонус. Вот закинул на плечо камеру. Думал - повезло, что начал с нуля и смог вылезти, научиться. Я ведь с белого листа начинал. А теперь понимаю, что все это тоже суета. Я так никуда и не сдвинулся. Зона - это шанс. Я мог сделать идеальный сюжет, даже целую серию. Чтобы общество испугалось такого будущего. Размять серую массу. Этот репортаж мог войти в историю моей профессии. Даже если я здесь подохну, а пленка попадет… А! Все равно это нереально… Я не рассчитал. За периметром ломались мозги… Зона… Она в душу проникает. Там гниет все…
Смертин замолчал. Как оборвало.
- Ты там что-то про мосты говорил… - вдруг пробормотал он.
- Ну да… - неуверенно прошептал Вик, пораженный откровениями стрингера, - Так вот… - сталкер на некоторое время замялся, - Решили мы как-то на мосту переночевать. До укрытия не успели дойти. На мосту узко. Отстреливаться удобно. Сбоку прикрыты. Незамеченным трудно подобраться. Сидим, значит, ночь коротаем… - Вик тяжело раскашлялся, но продолжил, - И вот приспичило Малаю по малой нужде. Встал он у самого края и давай мочиться. Дудонит, под нос себе чего-то бормочет. Потом смотрим, а он трясется так смешно и глазюки выпучил, аки телка перед спариванием. А потом к-а-а-а-ак даст и каюк пришел Малаю. Внизу оказывается «электра» была, а он прям на нее и надудонил… Пресс?… Да, ладно… Говно все эти рассказы…
Смертин уже не слышал. Он отрубился.
Дальше все понеслось по наклонной. У организма тоже есть пределы. Его постепенно затащило в трясину бессознательного, накрывая жестким болевым откатом. Картинки пробегали, сменяя друг друга. Блеклые. Черно-белые.
Он просыпался. Снова окунался в небытие.
Стоны Вика.
Яростная грызня слепых псов за дверью.
Смертин, словно плыл. Он смутно определял, где сон, а где явь. Что реальность, а что всего лишь игра его сознания.
Густая тьма.
Шевелящаяся рядом куча шмотья… Нет. Это Вик.
Яркое солнце, излучина реки, жужжание назойливых мух. Лето. Тепло, разливающееся по венам.
Морок. Разочарование от того, что просто сон. Замозолившая глаза темнота. Колкая мысль о безысходности и вновь опускающиеся веки.
Купола церкви, шум тополей, крестный ход. Он стоит с камерой, промерзая, и дышит на заледеневшие пальцы.
… и не введи нас во искушение… и избави нас от лукавого, ибо царствие твое…
Сталкер шепчет, всего лишь сталкер…
Крики. Где-то совсем рядом. Смех. Знакомый, детский, задорный. Похож на тонкую мелодию колокольчика.
… есть слава и сила и во веки веков…
Вновь ночь. Или день?
Плотный черный комок, нависший над Виком. Дергающийся. Стрингер понял, что не спит. Он даже привстал. Кто-то склонился над сталкером, осторожно прощупывал карманы куртки. Дверь приоткрыта, в подвал пробился тонкий луч света.
Алексей хотел позвать, но смог только неразборчиво промычать. Сознание сжала мысль, что это, может, и не человек вовсе. Какая-нибудь тварь пробралась. В этот момент незнакомец включил фонарик. По глазам резанула яркая вспышка. Он направился к Смертину, наклонился и тут же резко отшатнулся, заметив лишай, ползущий по щеке. Едва теплившаяся надежда умерла. «Вор, мразота», - догадался Алексей. Ничем он им не поможет. Падальщик. Смертин сгреб под себя дробовик и рюкзак. Притих, внимательно наблюдая за силуэтом. Незнакомец осторожно подался к выходу. Стрингер старался сконцентрироваться, любыми путями ухватиться за реальность и держаться из последних сил, но не смог.
…Аминь…
Вода кончилась. Вик метался в бреду, прося пить. Не было ни капли.
Смертин не знал, ночь ли за тяжелой железной дверью, или день. Он потерял счет времени, забыл про ПДА на запястье. Алексей даже не догадывался, что они в любой момент могли отправить сигнал о помощи. Он тупо пытался осознать происходящее. Мутный взгляд вырывал только немые очертания. Пальцы непроизвольно скользили по покрытой махровым ковром коже. Будто чужая.