А в т о р : Герцогиня не могла поверить своим глазам — когда-
то именно этот чин капитана гвардии, пожалованный молодо-
му музыканту принцессой Лукки, открыл ему дорогу к ее двору,
а теперь, теперь… Этот намек, это — наглость, это…
Элиза резко встала.
Э л и з а ( в о з м у щ е н н о ) : Маэстро! Что вы позволяете
себе, немедленно переоденьтесь! Как вы смеете, где черный
сюртук — ваша форма?!
Н и к к о л о ( н а с м е ш л и в о ) : Герцогиня, но в моем кон-
тракте ничего нет на этот счет. По чину, который вы милостиво
мне пожаловали, принимая на официальную должность — я
капитан гвардии, так почему вы теперь гневаетесь?
Э л и з а ( г н е в н о ) : Вы прекрасно знаете! Немедленно…
Н и к к о л о ( с п о к о й н о ) :
Герцогиня, я буду одеваться так,
как считаю нужным.
Элиза даже оперлась на плечо мужа, который сидел, онемев от удивления.
Э л и з а : Маэстро Паганини — я требую! Иначе, вы будете взя-
ты под стражу за оскорбление достоинства герцога и … импера-
тора, моего брата!
Паганини насмешливо усмехнулся и поклонился, адресуясь к Феликсу Бачокки,
потом, отдельно — портрету Наполеона… Потом перевел взгляд на Элизу…
А в т о р : В эту минуту Элиза поняла - все, это прощание, проща-
ние навсегда!
Этой же ночью Никколо покинул Флоренцию и направился в Ми-
лан, его ждал знаменитый на весь мир «Ла Скала»…
Действие четвертое. СМЫСЛ ЖИЗНИ
1828 г., Австрия, Вена. На втором этаже гостиницы в просторной, хорошо об-
ставленной комнате, сидит, глядя в окно Антониа, только что закончившая оче-
редное выяснение отношений с Никколо, как обычно, обвинив его в жутком не-
внимании к ней и ее таланту. Она была поразительно красива — жгучие черные
глаза и густые черные волосы, плавные изгибы тела, немного полного, но все
равно пленительного… Здесь же, стоит высокая кровать, на которой спит трех-
летний Ахилл, сын Никколо и Антонии, рядом с кроватью Ахилла стоит Ангел,
рассеяно глядя мимо Антонии в окно.
А в т о р : Теперь Маэстро 46… Много было в его жизни, слиш-
ком много и вместе с тем — слишком мало... Внезапно в его жизни
появилась Антониа Бьянки. Впервые они встретились в Вене, в
1816 году. Тогда Николо услышал ее прелестный голос и был так
зачарован и им и внешностью Антонии, что пригласил ее с собой в
турне, обещая заниматься с ней музыкой и дать спеть в его концер-
те. Тогда же он написал «Венецианский карнавал», вдохновлен-
ный волшебством Венеции и новой любовью… Хотя, возможно,
на его вдохновение повлияла и встреча с Байроном, творчество
которого прошло через всю жизнь Маэстро, и даже в последние
дни жизни именно воспоминание о нем вдохновило Маэстро на
последнюю в его земной жизни игру… С Антонией же они ча-
сто ссорились и расходились, но встретившись вновь в 1824 году
в Милане, Никколо загорелся снова — он дал ей спеть в своем
концерте в «Ла Скала»… Она была капризна, взбаломошна, ис-
терична и ревнива... но — искренна, добра и она действительно
любила Никколо. А в июле 1825 года родился Ахилл… Антониа
была и осталась гражданской женой Никколо Паганини, офици-
ально их брак не был зарегистрирован никогда.
Теперь же в жизни Маэстро появился смысл, его свет и подлин-
ное счастье — Ахилл. Никколо назвал его в честь любимого героя
поэм Гомера. Свое отцовство Никколо Паганини узаконит только
в 1837 году, для составления официального завещания.
Никколо мрачно меряет шагами комнату, не глядя на Антонию. Только прохо-
дя мимо слишком высокой кровати, на которой спит Ахилл, он светлеет лицом.
И шаг становится более размеренным, но отходя от кровати и приближаясь к
окну — снова учащается и лицо становится строгим, и, наконец — решительным.
Н и к к о л о ( р е ш и т е л ь н о ) :
Пора расстаться нам, синьора — жить вместе выше моих сил,
Ни дня без ругани и ссоры… я ведь тебя давно просил —
Антониа, твой гнев и ревность с ума когда-нибудь сведут,
Давай найдем теперь же смелость и сбросим груз ненужных пут.
Давно минули страсть и пылкость, и в прошлое ушла любовь…
Мы оба сильно изменились — друг другу только портим кровь…
Ты дорога была мне раньше, теперь же мне дороже всех
Один лишь мой любимый мальчик — его счастливый детский смех.
Давай расстанемся… Мы сможем вновь собираться всей семьей —
Мне лишь Ахилл всего дороже, оставь же жить его со мной!
Антониа, удивленно слушавшая его, не может понять — почему, вдруг такое
решение пришло в голову Никколо? Ведь все как обычно, все как всегда — так
зачем же что-то менять? Она в недоумении пытается образумить Никколо.
А н т о н и а ( в н е д о у м е н и и ) :
Никколо, милый, как ты можешь? Как я оставлю, малыша?
Ахилл и мне всего дороже — тоскует по нему душа.
Никколо… Разве ты не любишь? Я все еще тебя люблю…
И первой встречи поцелуи я в памяти своей храню…
Я помню… Город всех влюбленных — Венеция! Дурман ночей,
Танцуют на воде гондолы в летящих искорках лучей…
Как мог ты позабыть, Маэстро — Венецианский карнавал!
Мелодий лучше и прелестней ты никогда не создавал!
Ты счастлив был и наша встреча перевернула жизнь твою —
А я была тогда беспечна, не знала как тебя люблю…
Но годы шли… Мы расставались, сходились, ссорились с тобой —
Теперь двенадцать лет промчались, я жизни не хочу другой…
Антониа пытается поймать взгляд Никколо, который продолжает кружить по
комнате, Ангел, вздохнув устало, отводит взгляд от окна и смотрит на Паганини.
Тот, наконец, заканчивает свой маршрут и подходит к Антонии.
Н и к к о л о ( п р и м и р и т е л ь н о ) :
Антониа… Любовь былая приходит иногда ко мне…
В воспоминаниях о рае, что был в прекрасном нежном сне…
Венеция… Мосты, палаццо… Луна в серебряных волнах…
Там невозможно не влюбляться! Любви дурман в ее садах…
А ты… Как ты была красива — глаза, улыбка, тонкий стан…
А голос! Ангельское диво! И страстна, словно океан…
Теперь же… Только тень осталась Венецианских вечеров —
Я разлюбил тебя, я каюсь,… но не зажечь былых костров…
Ангел снова вздыхает… Антониа все не может поверить, что перемены неиз-
бежны, что Никколо устал от нее…
А н т о н и а ( с ч у в с т в о м ) :
Никколо… Разве ты не помнишь — «Ла Скала» весь сиял огнем!
Рукоплескания и полночь… на сцене были мы вдвоем!
Минуло лишь четыре года — Маэстро… Разве я стара?!
Не всю красу взяла природа, и слава вовсе не прошла…
Еще рукоплескают люди, с восторгом, завистью глядя —
Мой голос их желанья будит средь мрака ночи, света дня…
Я завораживаю души, сердца их мне принадлежат!