В его протянутой ладони вдруг появился красный шар,
К нему всполохи ярких молний тянулись через темный зал —
Пылая ярче с каждым мигом, взорвался шар потоком искр —
В холодной тьме единым бликом одиннадцать свечей зажглись!
Пещеры стены озарились, и изваянья из камней
Вдруг медленно зашевелились, меняя контуры теней —
Все явственнее проступали сквозь камень очертанья лиц,
А блики пламени стирали остатки временных границ…
Одиннадцать Теней стояли в ряд у горящих ярко свеч,
Явившись из застывшей дали на место заповедных встреч.
Прекрасны черные созданья, рожденные в глубинах лет,
Печатью истинного знанья они отмечены навек.
Вперед шагнул их предводитель, промолвив: «Здравствуй, Альбигар!
Мы рады вам, но, друг, скажи мне — как вышло, что ты сед и стар?
Прошло всего одно столетье, как мы встречались здесь с тобой?»
«Нет, Корбин… там — тысячелетье…Я завершаю путь земной.
Я слишком много видел горя и слишком много сил отдал
На исцеленье душ от боли — с начала мира я устал…
Скажи мне, Корбин, на столетье как мне смирить костра огонь?»
«Я дам тебе с моим ответом земли из сердца этих гор —
Как только запылает пламя, брось горсть в него и прошепчи:
«Пусть камнем на столетье станет костер в седеющей ночи!» —
Замрет костер, окаменея… Через сто лет он вспыхнет вновь —
Но Феникса настанет время, и Морина прольется кровь…
Друг мой, с тобой я не прощаюсь, ты скоро вновь придешь сюда —
От вечности отречься… Знаю, тогда простимся навсегда…»
И через гаснущие свечи он Альбигару протянул
Шкатулку… Молвил: «Друг, до встречи…» — во тьму пещерную шагнул.
За ним ушли все остальные, сливаясь с камнями земли…
В неясном сумраке застыли свечей печальные огни…
… Снаружи, после темных сводов, в глаза ударил яркий свет,
Озерные сверкали воды, встречая солнечный рассвет.
На вереске роса блестела, цветов разлился аромат,
Как будто Эрика хотела вернуться к Фениксу назад.
Сорвав лиловых гроздьев ветку, промолвил чародей: «Теперь
Пора немедля в путь — карету оставим здесь до лучших дней…»
Старик вдруг перебил с тоскою: «Прошу тебя — до этих дней
Оставь меня ты в этом поле и жизнь продли душе моей!»
Ордэн привел коней к ущелью, и Альбигар тогда сказал:
«Из них пусть вырастет репейник…Кем будешь ты у этих скал?»
Смиренно молвил кучер старый: «Спасибо, добрый чародей,
Мне все равно, мне нужно мало — хоть подорожник, хоть шалфей…»
«Цвети! До радостного слова здесь первый луч зари встречай» —
Среди репейника густого взлетел стрелою Иван-чай.
В ту же секунду чародея с Ордэном вихрь подхватил,
И вот — пред ними Арвадея под властью сумеречных сил…
Горгульи морды вместо статуй оскалились с дворцовых стен,
А вместо серебра и злата повсюду блеск мечей и стрел.
В садах — поникшие деревья, чертополох и лебеда…
В домах закрыты ставни, двери, в фонтанах высохла вода…
Мелькнула тень на небосклоне — владенья колдуна храня,
Их облетает черный ворон под тенью ночи, светом дня.
В лохмотьях нищих Альбигара с Ордэном ворон не узнал —
Они прошли на площадь, к Храму, что заколоченным стоял.
Ордэн вдруг замер в изумленье, а Альбигар лишь помрачнел —
На фоне Храма зла творенье, гигантский эшафот чернел!
Врыт столб и сложены поленья — готов костер для короля,
Сюда на смерть и на глумленье взойдет он на закате дня.
Он принял бой последний смело, но были силы неравны —
Он пленник… Вот и солнце село на западе его страны…
Но память короля хранила лишь образы любимых лиц —
Все мысли его в прошлом были, среди счастливых дней страниц…
…Но вот, засовы заскрипели, в темницу стражники вошли,
Оковы королю одели и вверх, на площадь повели.
На троне, против эшафота, колдун сидел, и злобный взгляд
Скользил по головам народа, склоненным перед ним… Набат
Тяжелым стоном раздавался над городом полупустым,
Как будто с королем прощался, сказав последнее прости…
Поднялся Морин — смолкли звуки, сказал, глядя на короля:
«Ты предан будешь казни лютой, но прежде выслушай меня —
В живых твоей семьи уж нету, я сам убил их всех! Сейчас
Умрешь ты, Феникс, зная это — настанет твой последний час!»
Король от горя задохнулся, и сердце замерло в тоске —
Забывшись, к Морину рванулся в бессильном яростном броске…
Но цепи лязгнули металлом, колдун захохотал, велев:
«Зажечь костер!» — и тут же пламя взметнулось вихрем, заревев…
Тогда средь пламени и дыма явился старый Альбигар,
Сказав: «Не верь — они все живы! Вот Эрики последний дар…»
Король, в руке сжимая вереск, на чародея посмотрел —
От счастья плакал гордый Феникс, а взгляд надеждой просветлел.
Земли пещерной бросив в пламя, заклятье Альбигар сказал…
И тут же тяжким пленом камень костер горящий заковал!
Он на столетье под твердыней, непроницаемой для тьмы,
Скрыл короля… И он отныне ждет исполнения судьбы…
В великой злобе крикнул Морин: «Ты жив?! Но ведь я слышал — ты
Не вынес юдоль земной доли, решив уйти за край черты?
Ты стар и слишком слаб для битвы — не стой же на моем пути!
Теперь удел твой — лишь молитвы, а мой — власть тьмы живым нести!»
Но Альбигар ответил: «Морин, пусть сердце мне сожгла тоска,
Но в этом мире зла и горя оставлю я ученика!
Он не оставит без ответа, без состраданья и любви
Ни одного созданья света, рожденного в лучах земли.
Твое же время истекает — та власть, что здесь тебе дана,
С твоею жизнею растает, рассеется в тумане тьма.
Ты не увидишь пораженья — кровь колдовская упадет
До окончания сраженья, начнется время новый счет!
Прощай!» — и с этими словами исчез с Ордэном он в ночи,
На площади у глыбы камня остались только палачи.
Колдун взбешенный, размахнувшись, о камень бросил меч…
Но твердь застыла, не пошелохнувшись, храня надежно его смерть…
4. СТОЛЕТНИЕ СУМЕРКИ
Звезда на западе погасла — Арванда погрузилась в тьму…
Лишь отблеск прошлого неясно напомнит прежнюю страну.
Не освещает больше солнце ее леса и города —
Свет сумеречный тихо льется, как в темном омуте вода.
И птицы скрылись в дальних странах, одни лишь вороны кружат
Среди бескрайнего тумана, которым мир теперь объят.
Народ Арванды постепенно покинул родину свою,
Чтобы в печали неизменной отныне жить в чужом краю.
Всем дали кров и тень покоя соседи: на востоке — Брант,
На севере — Дарнидикоя, на юге — жаркий Ясинбард.
А там, на западе Арванды граница проклятой страны —
Из злой, холодной Тарзиланды явились сумрака сыны…
Второй столицей Морин сделал, назвав ее Моринегард,
Поруганную Арвадею, и мрак укрыл прекрасный сад…
Вдоль новой сумрачной границы поставил мудрый Альбигар
Дозорных… Каменные птицы заклятьем мир хранят от чар.
Сквозь сомкнутые плотно крылья не может войско колдуна
Проникнуть тенью или пылью — на камнях выбиты слова…
Слова заклятья и надежды, слова прощанья и мечты
Народа, изгнанного прежде — свет веры, правды, чистоты:
«Мы принимаем без роптанья свой горький и тяжелый путь,
Мы верим в правду мирозданья, что нам дала земную суть.
Когда минует злое время, Арванда сбросит тьму оков,
Звезда воскреснет — Арвадея из тяжких, сумеречных снов!
Мы возвратимся! В час заветный нас поведет предвечный свет —
Для сил же тьмы пусть под запретом останется ушедших след…»